Свернув далеко в сторону от караванного пути, они шли ведомыми только Измаилу тропами. Время от времени он забирался на попадавшиеся им бугры и озирал окрестность. После одного из таких обзоров он сообщил, что его опасения оправдались: он видел скачущих вдали всадников. Два дня они передвигались с большими предосторожностями, потом перед ними развернулась широкая равнина с зубчатой линией гор на горизонте.
- Вот цель нашего путешествия, - сказал Измаил, указав на горы. Видишь седловину между одной большой и другой, поменьше, горой? Седловина - вход в ущелье, за которым расположилась наша Община. Там уже Наур-хан нас не достанет. Община имеет своих защитников, они дежурят у входа в ущелье и совершают разъезды по пустыне, чтобы обнаружить заранее врагов, если такие появятся. Дозорные Общины денно и нощно наблюдают за равниной, но эта же равнина - самое опасное для нас место. Люди Наур-хана, возможно, подстерегают нас здесь у последней границы. На всякий случай, - добавил он, - я попытаюсь просигналить дозорным о нашем приближении. Сделать это лучше всего оттуда, - и он указал на одинокий утес, который высунулся, как загнутый зуб, из земли. - Его прозвали Зубом Дракона, который якобы обитает под землей... Я заберусь на вершину его и просигналю. Кстати, у этого утеса мы сделаем привал, подкрепимся последний раз, напьемся и остатки воды отдадим Шамо.
Так они и сделали. С вершины, привязав белый шарф к концу копья, он стал размахивать им, делая круговые движения. С краткими остановками он это проделал несколько раз. Спустившись с утеса, перед тем как расположиться на обед, Измаил последний раз окинул взором равнину и вдруг воскликнул:
- Беда! Нас заметили не те, кому мы сигналили, - и он указал рукою на группу едва различимых вдали всадников, внезапно появившихся слева и скачущих по открытой равнине прямо на них. - Это люди Наур-хана, мрачно сказал Измаил. И немного помолчав, добавил: - Их четверо, а нас двое. Сестра! Что ты предпочитаешь: быть рабыней Наур-хана или биться насмерть за свободу? Что касается меня, я буду сражаться.
- Лучше смерть, чем неволя, - с неожиданной для себя самой смелостью произнесла Эсфирь и добавила: - Но я не умею сражаться, и у меня нет оружия.
- Сражаться может каждый, если он не трус, а оружие будет, - ответил Измаил и стал спешно расседлывать ослика. Из кучи, нацепленной на последнего, он извлек щит, короткий меч и остро отточенный длинный нож. Его-то он и протянул Эсфири со словами:
