«Я хочу вобрать в себя навеки весь пейзаж твоих полярных глаз… Наглотаться бы перед разлукой слов твоих и смеха, милый друг…» (этюд 8).
«Как же быть теперь без нее? Как мне жить теперь без нее? Кофе пить. Газеты читать. Никогда никого не ждать?» (этюд 9).
«Отдай мне ее! Ты слышишь, Москва? Выбрось, как море янтарь!» (этюд 10).
«Железнодорожная держава… Голубой экспресс «Москва — Варшава»… Красный уходящий огонек… Полюби Россию, дорогая…» (этюд 12).
«Имя твое шепчу неустанно. Шепчу неустанно имя твое… Дыханье, пахнущее молоком (очень точно! — В. С.). Теперь ты навечно со мной, недотрога! Постигнут ли твой Болеслав или Стах, что ты не придешь? Ты осталась в стихах. Для жизни мало, для смерти много» (этюд 13).
…Итак, Алиса исчезла и осталась только в стихах, в поэме. Иногда я спрашивал у Кирилла, не переписывается ли он с ней, и Кирилл действительно обладал кое-какими сведениями, но очень скудными. А может быть, она ему так писала. А может быть, не хотела говорить. Во всяком случае, не веяло от его слов процветанием и лучезарным благополучием Алисы. Все же тень московской истории пришлось, видимо, волочить ей за собой. Упоминалось, как помню, общество дружбы «Польша — СССР», где Алиса будто бы работает, но почему-то осталось у меня после разговора с Кириллом ощущение, что Алисе там плохо, трудно и, может быть, придется уйти — то ли из-за ее гордого, неуживчивого характера, то ли из-за характера ее непосредственной начальницы.
* * *
По утрам, даже и в заграничной поездке (они, впрочем, у меня стали редкими и недальними по многим причинам), я стараюсь хоть один час посидеть за столом. Просыпаешься рано. В 7 часов спускаешься вниз и завтракаешь. Завтрак занимает пятнадцать минут. Значит, если даже и просмотришь газету, все равно в 7.30 уже свободен. Первичное рвение, когда, оказавшись в заграничном городе, стараешься каждую минуту, едва ли не ночью, бесцельно бродить по улицам, давно прошло. Если есть какая-нибудь программа, заранее обусловленная встреча, посещение чего-либо, кого-либо, все это позже, начиная от десяти, от одиннадцати. Что же должен делать скромный литератор в эти подаренные судьбой свободные часы? Сидеть за столом. Будет ли это приведение в порядок вчерашних впечатлений, будет ли это статья для местной газеты, будет ли это продумывание предстоящего интервью с еженедельным журналом — все равно хорошо с утра посидеть за столом. Я, впрочем, беру с собой какую-нибудь начатую работу и успеваю продвинуть ее ну хоть на несколько страниц за те три недели, которые заранее и заведомо должны быть потеряны. Кроме того, когда обмениваешься телефонами на встречах, вечерах, по разным деловым и личным поводам, говоришь, чтобы звонили тебе в те же утренние часы. Обязательно дома.
