С первым лучом солнца здание НКВД огласил громкий, протяжный, удивительно высокий и не на что не похожий вибрирующий звук. Прошину показалось то у него разлетятся сперва барабанные перепонки, а потом и вся голова… Но разлетелась только потрясающе крепкая, новая перегородка между камерой и коридором в подвале, в мелкие осколки рассыпался десяток стекол, да рухнули строительные леса около соседнего здания. А обмякшее, но все еще живое, тело девицы снова лежало — как будто к нему не притрагивались, в верхнем коридоре — напротив дверей кабинета Прошкина…
Надо было срочно предпринимать радикальные меры — ведь теперь страдала не только психика сотрудников НКВД и мирных горожан, а еще и народное имущество! Полстакана святой воды тут не помогут! Прошкин тяжело вздохнул. Он не хотел такого развития ситуации — но у него не было выбора. Надо было срочно искать служителя культа. В самом Калининском районе Н. благодаря передовым успехом в области атеистической агитации таковых не было. Времени на выяснение ситуации у соседей тоже не было.
Поэтому Прошкин позвонил своему давнему товарищу — начальнику Н-ской пересылочной тюрьмы Жоре Кравцу. По счастью, во вверенном Жоре учреждении подходящий служитель как раз имелся. И не какой-нибудь приходской попик с засаленой бороденкой — а самый настоящий доктор богословия, человек в прошлом близкий к святейшему Синоду и царскому двору — отец Феофан.
Хоть и был отец Феофан принципиальным противником обновленчества, за что и пострадал, но человеком он оказался вполне светским и очень сведущим. Молебен в здании НКВД служить напрочь отказался, но совет Прошкину дал вполне практический и полезный, хотя как истый богослов, сопроводил его сложными метафорами и иносказаниями. Начал Феофан издалека, морща обтянутый по-старчески пергаментной кожей орлиный нос:
— Мне презабавную притчу давеча рассказали в узилище сотоварищи мои. Как абсолютно подлинную. Деревенская старица пришла на прием к Михал Иванычу Калинину дабы полюбопытствовать — кто же придумал колхозы — коммунисты или ученые? — Коммунисты! — гордо ответствовал Всесоюзный староста. Я так и полагала, — удовлетворилась старица, — ученые бы сперва на собаках проверили. Я к тому привел тут сию притчу — что у каждого свои обязанности. И Вам — Николай Павлович — при вашей занятости рабочей не пристало такими предметами как судьба сего существа обременять себя. Вы ведь государственный человек и на службе денно и нощно пребываете. Мало ли забот у вас? Но вот передать страдалицу — умом скорбную — в руки медицинской науки — ваша обязанность, долг я бы сказал — как мудрого государственного человека! Но ведь учитывая тягостность состояния сей девицы — ни районные доктора, ни даже губернские не смогут ее страданий облегчить. Оттого, следует Вам, препроводить болящую в столицу, где она может много медицинской науке послужить.
