Мы с животиной смотрели друг на друга всю ночь. Кафф отстреливался, а мы обменивались взглядами с противоположных концов стола, и я уже не знал, ни кого я вижу, ни кто на меня смотрит.
На рассвете Батис обращался со мной с презрением, которого достойны дезертиры. Утром он отправился на прогулку. Как только он вышел, я поднялся на верхний этаж. Животина спала, свернувшись калачиком в углу кровати. Она была раздета, но в носках. Я схватил ее за руку и посадил за стол.
Вернувшись в полдень, Батис увидел человека, охваченного горячкой.
– Батис, – сказал я, гордясь собой, – угадайте, что я сегодня делал?
– Теряли время попусту. Мне пришлось чинить дверь одному.
– Идите со мной.
Я взял животину за локоть, Батис шел за нами на расстоянии одного шага. Как только мы вышли с маяка, я усадил ее на землю. Кафф стоял недалеко от меня с невозмутимым видом.
– Посмотрите, что будет, – сказал я.
Я стал собирать дрова: одно полено, два, три, четыре. Однако четвертое полено я нарочно уронил на землю. Это был, конечно, спектакль. Я поднимал одно полено, а другое в это время выскальзывало у меня из рук. Ситуация повторялась снова и снова. Батис смотрел на меня и вел себя в свойственной ему манере: он ничего не понимал, но не прерывал меня. «Ну, давай же, давай», – думал я. Утром, когда Каффа не было, я уже произвел этот опыт. Но сейчас он мне не удавался. Батис смотрел на меня, я – на животину, а она – на поленья.
Наконец она засмеялась. По правде говоря, требовалась некоторая доля воображения, чтобы счесть эти звуки тем, что мы обычно означаем словом «смех». Сначала у нее начало клекотать в груди. Рот животины оставался закрытым, но мы уже слышали резкие всхлипы. Потом она чуть приоткрыла рот и действительно засмеялась. Сидя по–турецки, она качала головой направо и налево, шлепала себя по внутренней стороне икр и то склоняла туловище вперед, то возводила глаза к небу. Ее груди сотрясались в такт смеху.
– Вы видите? – сказал я, торжествуя. – Вы видите? Что вы думаете по этому поводу?
– Что мой Камерад не может удержать четыре полена сразу.
– Батис! Она же смеется! – Я выдержал паузу, давая ему время осмыслить происходящее, но он не реагировал. Тогда я добавил: – Она плачет. И смеется. Какие выводы вы можете из этого сделать?
– Выводы? – заорал он. – Я объясню вам, какие выводы я делаю! По–моему, мы перебили слишком мало этих уродов, слишком мало! Мне кажется, что они размножаются как тараканы. Я думаю, что очень скоро начнется новый штурм, и их будет гораздо больше, чем в последние ночи, их будут тысячи. И для нас настанет последний вечер в этом мире. А вы тратите время на дурацкие трюки и строите из себя ярмарочного шута.
