Нарцисс мог сочетать черты своей любимой
В кольце густых кудрей над матовым челом.
Как озаренья дар, сверкнул огонь мгновенный,
И, словно волшебством, в тот миг благословенный
Все звенья прошлых дум слились в одно кольцо,
Где синий взор сестры, живой, проникновенный,
Любовью озарял знакомое лицо –
Заветный образ грез… прекрасный… незабвенный.
Он… он – зовущий лик… Не призрак, грезой тканный,
Не отраженье вод… Не наважденье сна…
Он – явь, он – кость и кровь… Мечта воплощена:
Он жив и дышит здесь, с лицом сестры слиянный.
Он в блеске молнии родился, чудно-странный:
Двойник?.. Или сестра?.. Не он и не она…
А вместе – тот и та… Не муж… И не жена…
А дева-юноша… желанная… желанный…
О, может ли быть явь в дарах своих щедрей?..
Кто, смертный, средь земных сынов и дочерей
Знавал подобный миг?.. В огне стыда – ланиты;
Бездонные глаза, в истоме дрожь ноздрей,
Горящих губ цветок, в пылу полураскрытый,
И золотой поток разметанных кудрей.
Опять таинственно сомкнулась темнота
И в отдаленьи смолк тяжелый рокот грома.
Как прежде, в гроте тишь. Ласкающая дрема
Под сводом каменным отрадно разлита.
И, невидимкой, вновь волнует красота…
Нарцисса вновь пьянит любовная истома –
Его влечет сестра, сама к нему влекома…
Горит в бреду любви счастливая чета…
О, Афродита-мать! Тебе, любви предвечной,
Был гимн в огне их ласк, с чредою быстротечной
Восторга острого и чающей алчбы.
И как на риф бурун взбегает пеной млечной,
Так встретиться рвалась в томлении борьбы
Прибоем страсть одна с приливом страсти встречной.
Уже о том шептал бессвязный пылкий лепет.
Что не нашло имен на языке людском,
А в женском трепете и трепете мужском
Уже торжествовал единый слитный трепет.
Еще, казалось, миг – и пыл безумья слепит
Два тела девственных в горении плотском
И наслажденье даст им в искусе таком,
Какой еще нигде никем от века не пит.
Но не огнем земным был тот пожар поим:
Как молния небес, их пламенем своим
Прожгла могучая сверхжизненная сила
И в единении, не снившемся двоим,
Любовью не тела, а души их смесила…
Слиянье высшее доступно стало им.
В мистерии любви, раскрытой до конца,
Где без границ восторг, а страсть – без истощенья,
Достигли полного глубинного общенья
Два естества людских – два вечных близнеца.
И в радостных лучах нетленного венца,
Как в царственном кольце – эмблеме посвященья,
Двух светлых лиц черты, в грозе совоплощенья,
Слились в двойных чертах единого лица.
В конечной близости своей, как откровенье,
