Вновь, вечно новые, творятся чудеса:
Проснулись суслики; ожив, ползет оса,
Пушатся деревца несмелым изумрудом.
И гомонит земля тревожным, слитным гудом;
Бегут, журчат ручьи, благовестят леса,
Тысячезвучные ликуют голоса,
Везде трепещет жизнь, дремавшая под спудом.
Весна! Под старость лет опять ее приход
Омолодил меня средь сумрачных невзгод
Восторгом буйственным хмельного потрясенья.
И, как за девушкой, зовущей в хоровод,
Я ухожу за ней на праздник воскресенья,
Где солнце, почек дух и ропот вешних вод.
По-за Окой орда раскинула шатры;
За новой данью в Кремль пришел посол со свитой…
И зван он на прием в палате Грановитой,
Где в окна бьют лучи полуденной поры.
Над Царским местом сень. Царьградские ковры;
С Орлом Двуглавым стяг распущен нарочито.
Бояре в золотах застыли сановито,
И на плечах у рынд мерцают топоры.
В венце и бармах Царь. Он поднял Русь из праха:
От Византии взял он блеск и мощь размаха, –
Татарским данником невместно быть ему.
И увидал баскак, затрепетав от страха,
Что Иоанн ступил на ханскую басму…
А солнце крест зажгло на шапке Мономаха.
Чуть брезжит в памяти. С крученой кистью феска,
У груди трепетной измятые цветы,
И зов истомных глаз, где в бездне темноты
Лучился перелив мерцающего блеска.
Не вспомнить мне, о чем, под мерный ропот плеска,
Напев твой говорил… Забыта мной и ты…
Слепые письмена истершейся плиты…
Злорадством времени погубленная фреска.
Но голос страстный жив. Ворвется в сумрак мой,
И вмиг почую я, что в ночь, в простор немой,
Нас мощный парус мчит, клонясь в упругом крене,
Как плугом взрытый след бежит седой тесьмой,
Неверный лунный свет дрожит в кипящей пене,
И гибнет песнь твоя с ней вместе за кормой.
Поток косых лучей. Как золотом сусальным,
Живыми пятнами обрызган лес густой,
Дорога светится под дымкой золотой,
И озарился сад сиянием прощальным.
Закатный кроткий свет. Раздумьем поминальным
Он осенил меня. Вновь, воскрешен мечтой,
Весь невозвратный сон о жизни прожитой
Как будто отражен в душе стеклом зеркальным.
Воспоминаний зов… Былого аромат…
О дальнем счастьи грусть, немая скорбь утрат
И к самому себе застенчивая жалость…
А тени длинные таинственно лежат,
И меркнет красок дня горячечная алость…
Какая тишина! Никто не виноват…
Познанье гордое избрало путь неправый:
Незрячий поводырь вовлек слепых в обман…
И сил разбуженных разнузданный титан
Восстал, как раб, на пир неслыханной расправы.
По суше, злобствуя, ползли потоки лавы;
Заразу смертную злорадно нес туман,
