– В ванне кто-нибудь есть? – спросила я.
– Нет! Иди! – махнула она рукой с купюрой в сторону ванной комнаты.
– Хорошо, но я займу на долго, мне отмокнуть надо! – предупредила я и отправилась сперва мыть ванну, а потом уже в ней валяться, читая разваливавшуюся от сырости какую-то книгу, из серии «запрещенная литература». Я зажгла две большие белые свечи, до неприличия напоминающие фаллоимитаторы. Свечи сильно коптили и весь когда-то бывший былым потолок, покрылся черными разводами.
Я читала полу размытые буквы «тайного знания», вот-вот грозившегося упасть со страниц в уже остывшую воду, и, намокая, и разбухай, ждать неминуемой гибели в канализации.
Мне хотелось спать. Мне было беспредельно хорошо. Вода ненавязчиво ласкала мое тело, любила меня, нежно убаюкивала, и пела колыбельные, тихими всплесками отражая все мои медленные движения. Мне казалось, что вода впитывается в мою кожу, становясь частью меня, той, которая практически ты, но все же отличная от тебя сейчас. Вода любила меня в своих сильных объятиях, проникала в мое тело, ласкала волосы, щекотала губы, отдавала все и забирала все. Мне хотелось спать…
Вода давно остыла, кожа на руках размякла, и мелкие бороздки покрыли кончики пальцев. Я прикрыла глаза, с мыслью, что лучше бы мне не засыпать в ванне и улетела в мир тонущих букв…
Я проснулась утром от холода. Вязкая вода обволакивала меня со всех сторон и казалось, впиталась в мое тело. Я открыла глаза и с омерзением обнаружила большого рыжего таракана, плававшего пузиком вверх в моей ванне. Наверное, он соскользнул ночью со стены и упал в живительную для меня и смертельно опасную для него стихию. Я с отвращением вычерпнула его из холодной воды и выкинула в раковину. Мне стало дурно оттого, что его мертвое тело, неизвестно, сколько времени, оскверняло мою воду. Я поругала себя за излишний мистицизм. «Холодно!» – подумала я, и начала медленно вытаскивать свои замерзшие части тела на сушу.
Было еще очень рано, часов семь. Работающая, точнее ходившая на работу, а таких было не много, часть нашей коммуны, только начали шнырять по кухне, до ванны они еще и не планировали добираться, поэтому проснулась я сама, а не от стуков в дверь. Я никогда не понимала, почему люди сначала едят, а потом уже моются…
Я отправилась варить себе кофе. Я смотрела на перемещающиеся по кухне тела, они ползали как тараканы по стенам в поисках баночек с крупами, баночек с сахаром, солью, молотым кофе, или кофе в зернах, они ползали по холодильнику в поисках яиц и сосисок. Они быстро передвигались по кухне, доставая то мисочки, то кастрюльки, то чашки, взбалтывали яичницу с молоком, шипели маслом на сковородках, кипятили воду, сладострастно наслаждаясь перспективой, вывалить это месиво на тарелочки и быстро-быстро запихнуть его в свои ненасытные тела. Потом они бы пошли в туалет, пописали, подмылись, и намочили зубные щетки в воде, чтобы сделать вид, что они почистили зубы, на самом же деле, им хотелось сохранить вкус яичницы, сосисок, кофе, творога и манной каши с вареньем, поэтому они никогда не чистили зубы, предпочитая через пол часа, уже сидя на работе, насладиться остатками завтрака, выковыривая его из зубов. Я смотрела на них, мне даже кофе уже не хотелось варить. Мне не хотелось ничего, лишь сесть на подоконник и смотреть в окно, тупо ожидая, когда это чертово солнце закатится за горизонт, и снова наступит ночь, и сова я погружусь в свою теплую воду, в свои теплые буквы, в свои теплые сны.
