Катя ничего не читала, не играла на фортепьяно, не изображала хоть какого-то интереса к учебе и вообще была предельно простой и откровенной. Ее откровенность давно уже перешла грань умиления, и скорее приближающееся к рубежу тошнотворности. Мне она совсем не нравилась. Наверное, поэтому я и был с ней, а не с кем-то еще. Катя очень плохо училась, и я ей помогал. В институт Катю устроил какой-то ее дядя, который хотел дать, своей непутевой, как и все семейство его сестры, племяннице, дорогу в жизнь. Катя с родителями, мамой – продавщицей в галантерее и папой – слесарем, жила в коммуналке. Из всего, что Катя видела в этой жизни, любила она больше всего пьяные студенческие вечеринки в общаге, и разговоры про создание собственной рок группы. Коронным выступлением ее после пяти, иногда шести, рюмок водки, было, встать посреди комнаты и тряхнуть своей "великолепной шевелюрой", как говорили наши одногруппники и соплеменники мужского пола, и как видел я, сопливыми выкрашенными в цвет недельного заветревшегося масла, волосами, в такт какой-нибудь заводной песенке, "назло врагам", вырывающейся из проигрывателя с такой силой, что барабанные перепонки грозились вот-вот лопнуть.
Я не любил ничего, что нравилось Кате, не любил и Катю, но у нее было одно преимущество перед другими девушками, она была настолько отвратительна, что бессознательных попыток найти в ней хоть что-то, что могло бы мне, пусть на миллионную долю секунды понравиться, просто не могло мне придти в голову. Максимальная законченность в формате ужасного, вот за что я был с Катей…
– Куда ты хочешь сегодня пойти? – прервал я ее хриплое бурчание на тему – "моя мечта", это была единственная тема, на которую Катя была способна говорить. Она бесконечно строила планы на будущее. Объяснить ей, насколько ее мир ирреален, я не пытался. Понять, что все, о чем она мечтает, иногда конечно происходит с людьми, с одним из миллионов, но, тем ни менее, но она уж точно к ним не относится, Катя все равно бы не захотела и не смогла. Поэтому я и не пытался с ней серьезно говорить о ее безнадежных стремлениях. Поддерживать ее монологи было достаточно легко, я просто периодически смотрел на нее и говорил: "Да, Катя, мы всегда будем вместе!". Она немного краснела, опускала взгляд и еле заметно, самодовольно подхихикивала, думая при этом: "Ах, какая я умная, какая я молодец! Он от меня никуда не денется!"
Катя хотела за меня замуж. Поэтому она очень активно пыталась со мной переспать, чтобы "случайно залететь" и вынудить меня на ней жениться. У нее не получалось затащить меня в постель до того дня, о котором я сейчас говорю. Все время пока мы встречались с ней, Катя затаскивала меня на пьянки к друзьям, где все трахались, расползшись по углам, как тараканы, на стенах, чем и пыталась меня соблазнить. Ей почему то казалось, что соблазниться ею, я не то чтобы не могу, но если не захочу, то и уговорить она меня не сможет. А вот влияние масс, на меня должно было подействовать по ее представлениям. Ее возбуждала толпа, она с радостью отдавалась ей, входила в нее, позволяла стихии нести себя куда угодно, и считала, что все люди такие же. Когда мы с ней попадали на такие вот секс тусовки, Катя тут же заводилась. Ей хотелось ебаться. Но я, сидел на полу, держа в руке бутылку вина, отпивая периодически из горлышка, сладкую гремучую смесь, и смотрел в никуда, ни как, не реагируя на ее попытка стянуть с меня джинсы. Когда мне надоедало ее ерзание по моим ногам, я нежно, но властно брал ее за гриву и клал ее голову себе на колени, лицом вверх. Я гладил ее лоб и волос, придавливая голову так, чтобы она не могла пошевелиться. Сначала она еще пыталась дергаться, как мелкий зверек, не привыкший еще к руке, а потом успокаивалась и засыпала. Ее рот чуть приоткрывался, пухлых яркие губы расслаблялись, чуть опускаясь, она тихо и глубоко дышала. В своих снах, Катя была отвратительна…
