— Как Мэрилин Монро, — кивнула Джан. — Таких я тоже знаю.
— Очень хорошо, — сказал Клейборн. — Но теперь возникает вопрос: к какому типу принадлежите вы?
— А вы не догадываетесь?
Она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ.
— Насколько я могу судить, ко второму.
— Погодите! Если вы думаете, будто я одна из этих ненормальных, растерявшихся, глотающих таблетки неврастеничек, склонных к самоубийству…
Клейборн покачал головой.
— Конечно же нет. Это приходит потом. Но этого можно избежать вовсе, если вы осознаете проблему.
— Да разве возможно в этом разобраться? — Джан заставила себя рассмеяться, поняв, что напрасно выпустила нить разговора из своих рук. Пора было прекратить эту импровизацию и вернуться к сценарию, который она мысленно подготовила. Сценарий…
— Ну, хватит о моих проблемах, — сказала она. — Как прошел ваш разговор с Роем нынче утром?
— Довольно хорошо, по-моему. Кажется, он согласен почти со всеми изменениями, которые я предложил.
— Какого рода изменениями?
— В основном они касаются трактовки образа Нормана. Именно над этим он сейчас и работает.
— Как насчет моих сцен?
— Не думаю, что они претерпят серьезные изменения. Самое большее, придется отказаться от некоторых реплик.
— Почему?
— Если изменится подход к образу Нормана, то, естественно, изменится и ваша реакция. Диалоги будут несколько сокращены.
— Сокращены? — Джан напряглась. — Да что же это происходит? Никто не говорит продюсеру, как продюсировать фильм, никто не говорит режиссеру, как его ставить, но при этом каждый мнит себя сценаристом.
Что-то внутри нее сказало: «Остынь, ты переходишь черту». Но если он покусился на ее роль…
А он тем временем сидит и улыбается ей этой своей профессиональной улыбкой и говорит, что беспокоиться не о чем. Да кто он такой, чтобы давать ей советы?
— Сколько вы здесь — два дня, три? Когда это вы успели стать экспертом?
— А я им и не стал. — (Боже, да он доволен собой! И этот его низкий голос, эта манера изображать из себя врача.) — Но согласитесь, что в этом есть логика. Изменения в образе Нормана подразумевают перемены и в вашем восприятии.
— Не надо ставить мне диагноз. Что, по-вашему, я должна воспринимать иначе — суппозиторий?!
Он изменился в лице. Она определенно не шутила. И не играла роль обиженной. Черт побери, она вообще не играла никакой роли, это было для нее слишком серьезно.
— Вот что я вам скажу, док…
— Вы уже сказали. — Он тоже не смеялся. — Я понимаю, что вы имеете в виду. Просто вы защищаете свою роль.
