Хорошо, а что сообщают ему другие органы чувств? В ушах у Клейборна звучал нервный смешок Поста. А если зажмуриться, то перед глазами вставал сам Пост, следящий за тем, как Клейборн закрывает дверь своей комнаты. Любопытный старый хрыч. Всюду сует свой нос.
Снова нос. Но за этим и впрямь что-то стояло, что-то скрывалось за смешками и любопытным взглядом Поста. У него, вероятно, был запасной ключ; наверное, он сейчас находился в комнате Клейборна и рылся в его вещах. Или пролистывал сценарий. Уж очень ему хотелось узнать, о чем он, а потом, узнав, старик еще более решительно переменил тему разговора. Почему?
Да будет тебе, сказал сам себе Клейборн. Разумеется, у Поста были на это какие-то причины. Пожилые люди частенько хихикают, чтобы предупредить возможное неприятие со стороны окружающих. Это своего рода сигнал, они как бы хотят сказать этим: «Послушайте, я же для вас не опасен, не сердитесь на меня за то, что я разговариваю с вами». И многие из них суют нос в чужие дела просто потому, что их собственная жизнь пуста.
Наверное, тяжело человеку, который еще полон сил, сидеть день за днем без дела в захудалом мотеле. Других машин на парковке не было, и, судя по всему, Клейборн в настоящее время являлся единственным постояльцем. И нет ничего удивительного в том, что Пост пришел к нему в комнату с пивом, задавал вопросы, болтал о том о сем. Старику было одиноко.
А может, он хитер как черт. Что он имел в виду, когда сказал, что все писатели — профессиональные лжецы?
Рой Эймс тоже был писателем, полным гладких, отполированных фраз. Клейборн вспомнил, как ему показалось, будто все эти удачные выражения Эймс уже использовал прежде. Точно побирушка — сыплет остротами и ждет одобрения.
Но зачем ему это нужно? Он ведь должен понимать, что Клейборн — его союзник; он полностью согласен с Клейборном в том, что сценарий нуждается в изменениях. Однако если это так, то почему он не постарался сделать это раньше сам? Ведь если фильм окажется чересчур жестоким, ответственность за это ляжет в первую очередь на него.
Но, возможно, здесь крылось нечто иное. В некотором смысле Норман из сценария был созданием Роя Эймса. Рой наделил этот персонаж своими переживаниями и тревогами. И если перенесение этих чувств на бумагу и не было катарсисом, то, возможно, оно представляло собой катексис — проявление бессознательной фиксации на личности Нормана. А это могло быть опасно.
Все писатели — профессиональные лжецы.
