С той стороны дырочка казалась просто трещиной в пластике, но ему все было видно. Видна ванная, если там горел свет. Иногда ему удавалось поймать момент, когда они стояли прямо перед дырочкой. Иногда он мог видеть их отражение в зеркале на двери позади них. Но главное — он мог их видеть. Все их секреты. Пускай себе шлюхи смеются. Он знает о них больше, чем они думают.
Ему трудно было сосредоточиться: все расплывалось перед глазами. Он чувствовал головокружение и жар. Головокружение и жар. Отчасти из-за виски, отчасти от возбуждения. Но главное — из-за нее.
Да, она была в ванной, стояла лицом к стене. Но она не заметит его дырочку. Никто из них никогда ничего не замечал. Она улыбалась, распуская волосы. Изогнулась, спустила чулочки. А когда выпрямилась — да, да, она сейчас сделает это, она снимает платье через голову, ткань скользит все выше и выше, он видит ее лифчик, он видит ее трусики. Только не останавливайся, только не отворачивайся!
Но она все-таки отвернулась, и Норман чуть было не крикнул тогда: «Стой, шлюха, не уходи!» — но вовремя опомнился; и тут он заметил, что она расстегивает лифчик, стоя перед зеркалом на двери, и ему все было видно! Только вот в зеркале были волнистые, искривленные линии и слепящие огоньки, из-за которых кружилась голова, так что трудно было что-нибудь разглядеть, пока она не отошла немного в сторону. Теперь он видел все…
Она хочет их снять, да, сейчас она снимет их, она снимает трусики, и ему все видно; она стояла прямо перед зеркалом и подавала знаки!
Неужели она знает? Неужели она все знала с самого начала, знала про его дырочку в стене, знала, что он подсматривает? Неужели она хотела, чтобы он на нее смотрел, нарочно смущала его, шлюха? Она изгибалась из стороны в сторону, взад и вперед, а теперь поверхность зеркала снова стала волнистой, начала расплываться, и она тоже начала расплываться; он не может вынести этого, он сейчас начнет стучать кулаком по стене, он закричит, чтобы она прекратила, потому что она предается сейчас скверне, пороку и должна прекратить это, пока он тоже не стал порочным и скверным, как она. Вот чем страшны шлюхи, они сделали тебя порочным, она была шлюха, все женщины шлюхи, и Мама тоже была…
Неожиданно девушка куда-то исчезла, уши заполнил странный рокот. Он звучал все громче и громче, сотрясая стену, растворяя в себе слова и мысли. Рокот шел изнутри, из головы, и Норман оторвался от стены, снова опустился на стул.
