Делаю последнее усилие и оказываюсь на вершине — площадке, плоской как крыша дома. Увидев какое-то строение, расположенное в сотне метров от меня, чувствую, что теряю сознание. Колени начинают подкашиваться, небо надо мной становится ближе и раскачивается. Я падаю. Мое беспамятство длилось считаные секунды. Это приступ горной болезни, который, впрочем, не лишает меня радости от покорения вершины. Хозяйка дома, расположенного неподалеку, благодарит за принесенный картофель и радушно угощает нас обедом.
Через два часа отправляемся обратно. Спуск происходит по другому, значительно облегченному маршруту. Добираемся до леса и сворачиваем на самый прямой и короткий путь вниз. Вешаем на шею ремни винтовок, кладем руки на ствол и приклад. Так идти гораздо легче. Кроме того, мы избавились от картофеля. Срезаем углы вьющейся серпантином тропы и вскоре оказываемся в деревушке. Путь занял у нас не более получаса. Мы устали, но смеемся над тем, что у нас дрожат от напряжения колени.
На этом закончилась наша альпинистская подготовка. У нас еще остается время и силы, позволяющие совершить поездку в Зальцбург. Прогулки по улицам этого удивительного города и посещение концертов прекрасно скрасили период моей военной подготовки в окрестностях Зальцбурга и Берхтесгадена.
Вскоре наша учебная рота получила задание, существенно отличавшееся от нашей обычной программы. Мы должны были целую неделю охранять трудовой лагерь, в котором содержалось примерно пятьдесят заключенных. Двум охранникам следовало обходить его территорию по периметру два часа подряд, после чего их сменяла новая пара. Это была монотонная утомительная обязанность, которую мы выполняли без особого рвения, считая ее ниже своего достоинства. Внутри лагеря находилось несколько бараков, обитатели которых спали на дощатых нарах. Военная дисциплина, отличавшая управление лагерем, насколько мы понимали, соответствовала той аккуратности и чистоте, которая поддерживалась в этом исправительном учреждении. Все заключенные, кроме больных, отправлялись на работу рано утром и возвращались только к ужину.
Лагерная кухня, крошечное строение с полевой кухней под навесом, находилась в углу территории и непосредственно примыкала к забору. Повар работал там целый день. Это был огромный мужчина средних лет с мускулистой грудью и руками. В теплую погоду он ходил голый по пояс. Его торс, так же и лысая голова были покрыты загаром. Я наблюдал за тем, как он неторопливо и в то же время ловко выполняет свою работу: колет дрова, разводит огонь в печи, готовит пищу, моет посуду, чистит кухонную утварь. Приготовляя рагу, он часто нарезал большие куски мяса, что было удивительно в годы строгого распределения продуктов. По всей видимости, он не обращал на меня внимания. Я также старался ничем не показать, что он вызвал у меня интерес, но однажды, в день моего последнего караула, повар обратился ко мне, не отрываясь от своей работы:
