— А потом?
— Потом он взял сумку, в которой был пистолет Альфреда, и убежал.
Молчание.
— Значит, сейчас у него два пистолета?
— Мэм, по-моему, он не умеет с ними обращаться. Он сам назвал мой пистолет револьвером.
— Да, большое облегчение!
Биллем ничего не ответил.
Квинн уныло вздохнул и тихо проговорил в сторону, обращаясь к Менц:
— Я думал, они справятся…
— Мэм, ему просто повезло. Судя по его реакции, мы легко его возьмем, — говорил Биллем.
Она не ответила.
— Он даже сказал: «Прошу вас, не надо».
— «Прошу вас, не надо»?
— Да, мэм. И мы точно знаем, что в самолете его нет.
Менц обдумала полученные сведения. В комнате было очень тихо.
— Мэм! — звал голос по радио.
— Что?
— Что нам делать сейчас?
Иногда полезно пожурить подчиненных, показать свое недовольство — не ими самими, но их поступками.
Менц сердито выключила кнопку громкой связи и подошла к компьютеру.
— Все было у нас под контролем. Мы знали, где находится она, где находится он, куда он направляется, как он намерен туда попасть. Все было под контролем!
Голос ее разносился по комнате; она едва сдерживала гнев. Подчиненные поглядывали на нее украдкой.
— Из-за чего же мы утратили преимущество? Из-за недостатка информации! Из-за недостатка ума. Из-за недостаточной быстроты реакции — как здесь, так и там, в аэропорту! В результате мы оказались в невыгодном положении. Мы понятия не имеем, где он находится. Но мы хотя бы знаем, куда он направляется, и знаем, как можно быстрее туда попасть. Но этого недостаточно. Я хочу знать, кто такой Тобела Мпайипели, причем знать немедленно! Я хочу знать, почему Моника Клейнтьес обратилась к нему. И я хочу знать, где он сейчас. Я хочу знать, где диск с данными. Все! И мне наплевать, что вы должны сделать, чтобы добыть нужные сведения!
Она оглядела сотрудников, те опустили глаза в пол.
— Квинн, а те два придурка…
— Да, мэм?
— Пусть пишут рапорт. А когда напишут…
— Что, мэм?
— Пусть уходят. Они у нас больше не работают!
Она вышла из комнаты, жалея, что нельзя хлопнуть дверью. Прошла по коридору в свой кабинет — там как раз имелась дверь, которой можно было хлопнуть, — и бросилась в черное кожаное кресло.
Пусть дураки попотеют.
Пусть поймут, что, если не попотеешь как следует, Янина Менц выгонит и их. Потому что они, черт возьми, не имеют права на ошибку! Она обязана держать данное ей слово.
Директор уже все знал. Он сидел в кабинете в безупречной белоснежной рубашке и все знал, потому что слушал. Он слышал каждое слово, произнесенное в оперативном штабе — и, надо думать, все оценивал: и ее действия, и ее реакции, и ее стиль руководства.
