Поэтому он без возражений поднялся с родителями в кабинет — обшитую деревянными панелями комнату немногим меньше ист-эндского жилища Джастина. Там все трое мелкими глотками тянули чай со льдом, ожидая, пока домработница Луиза сообщит, что ланч подан. В молчание они погрузились почти сразу после натянутых приветственных объятий в холле. Сделав второй глоток чая, Джастин решил, что пора брать быка за рога.
— Слушайте, — начал он, — я должен кое-что прояснить. Вас, наверное, задевает то, что в газетах понаписали?
— Ты думаешь, нам поэтому так плохо? Решил, что мы тебя стыдимся?
— Ну, не только. То, что произошло с Рональдом, — ужасно… и вы не знаете, как с этим жить.
— Не знаем? — Голос у матери Джастина, Элизабет, сорвался, как будто от напряжения у нее свело горло. — Да, Джей, мы не знаем, как жить, когда убивают твоих родных!
— Понимаю. Этому горю не поможешь. Мы будем вспоминать Рональда, говорить о нем, за тем я и приехал, чтобы вы могли пережить, справиться. Но шумиха вокруг меня в ближайшее время не утихнет, а для Рональда уже все…
— Кончено? — завершила фразу его мать.
— Как бы цинично это ни звучало.
— Да, цинично, — отозвалась мать.
Чем вызвана такая боль в ее голосе? Утратой или тем, что родной сын с такой легкостью эту утрату перечеркнул? Джастин не понял. Ему хотелось объясниться, но тут заговорил отец.
— Цинично, однако это горькая правда. — Джонатан, полуобернувшись, посмотрел сыну в глаза и сделал глоток из своего бокала с чаем. Пить ему вряд ли хотелось, просто решил выдержать драматическую паузу. — Что же ты там хотел прояснить?
Джастин медленно выдохнул. Не только отец умеет делать драматические паузы.
— Вы же газеты читали? Я вляпался в крупный скандал. Но все, что там написано, — сплошное вранье. Не могла Абигайль Хармон заказать убийство мужа. И я, уж поверьте, его тоже не убивал.
— Мы тебе верим.
Джастин протер глаза. Никаких театральных жестов, просто в висках внезапно заломило от боли.
— Спасибо. Только вы же сейчас сами на себя не похожи — как будто в комок сжались.
— И ты решил, что мы тебя стыдимся? Или не верим тебе?
— Пап, не надо. Тут столько всякого-разного. Я знаю, что вы многое не можете мне простить… Алисию и Лили… мы так и не поговорили толком…
— Это все в прошлом, — сказал Джонатан Уэствуд.
— Разумеется. И тебе пришлось бороться с собой, чтобы мы хоть как-то стали общаться снова. Но даже если все в прошлом, это не значит, что оно ушло навсегда. Мне тоже пришлось бороться, и я боролся, как мог, но я тоже себе никогда не прощу.
