Оркас слегка покраснел, кашлянул, пробормотал:
— Вот я к тому и веду. Насчет согласия… Может, вы как-нибудь подсобили бы… По своему там… Раньше материнское слово — закон было, не то что сейчас. И мужа родители, а не дети выбирали…
— Были времена и такие, да и сейчас многие той дорогой следуют…. И меня родители силком замуж выдали, — и хоть благодарна я им по сей день за супруга своего, но Гардиния у меня единственная дочь и неволить ее не стану. Ее счастье — ее выбор. Чего ты опасаешься? Что не по нраву Гардинии моей будешь? С чего? Тебя боги и правда ни чем не обделили…
— Знаю, что за Гардинией раньше никто не ухаживал, замуж не звал. Может, потому она меня и чурается, молчит…
— Девчонка она молодая, только семнадцать стукнуло. Откуда ей смелости с мужчинами набраться? Здесь дело за тобой, а не за ней. И я в ее возрасте пуглива, как дикий зверь была.
— Но, может, подскажете ей по бабьи как жениха приветить, приласкать…
— И медведь по лесу ходит ветку сначала не ломает, а гнет. А девушка тебе — не сучок лесной. Пробуй, добивайся. Чай, не в первой тебе за девками ухлестывать, да речи сладкие говорить. Не камень сердце то женское… Не хмурься и не серчай на меня. Я бы рада была, если бы Гардиния за тебя пошла и все меж вами срослось. Скрывать не буду, — хорошая ты партия для нее. И спокойно в твои руки дочь передам. Будет случай — вставлю за тебя словечко, но за тобой основное дело, не за мной…
Сердитые дубы настороженно взирали на нее. Что ей надо в этом затерянном месте? Резкое каркание раздалось над головой. Дробь дятла. Чувствовалось присутствие любопытных зевак, — кто-то следил за ней. Гардиния съежилась под невидимым натиском. Она здесь чужая. Михас же был своим и вел ее к огромному дубу, меж ветвей которого виднелось огромное из толстых прутьев гнездо. Он поднял ее на руки как пушинку. Прошептал:
— Закрой глаза. Хорошо. Теперь прыгай.
Девушка зажмурилась, прыгнула в пустоту и… поняла, что ее ноги стоят на ступеньке старинной лестницы, ведущей вниз. Тусклый свет освещал путь. Рука Михаса поддерживала ее и она вскоре оказалась в большой зале. В центре располагался круглый стол со стульями, в конце залы в старинном громадном камине, несмотря на жаркий летний день, пылали дрова. Перед камином лежала медвежья шкура. А жарко между тем нисколько не было, даже наоборот, входящего охватывала прохлада. Все же зала казалась уютной. Убранство комнаты поразило девушку, — насколько здесь все было простым и изысканным. Картины из цветного стекла на белых стенах. Позолоченные канделябры со свечами на столе. Женщина с темной диадемой в черных волосах что-то вышивала — она сидела на каком-то необъятном диване, низком, с разбросанными на нем бархатными подушками. Один ботинок с ее ноги был сброшен на мохнатый, искусно вышитый ковер. В старинном утопающем кресле возле очага сидел седовласый мужчина и мирно дремал.
