Месяца через четыре службы в мотострелковом полку на Дальнем Востоке, когда прошло состояние вечной заполошности молодого солдата; когда научился понимать, что от тебя требуют, и определить, насколько это важно (а отсюда решить, нужно или не нужно это делать), Вадим стал более внимательно оглядываться вокруг.
Он заметил, что, несмотря на корку жестокости и черствости, покрывавшие солдатские души, бойцы не разучились видеть светлое. Испытания не уродовали людей. Они являлись катализатором, позволяя извлечь на поверхность суть человека, при обычной жизни завуалированную, неизвестную не только окружающим, но и самому счастливому или несчастному их обладателю.
«Армия не делает людей лучше или хуже, она только усиливает эти качества, чтобы их видно было всем», — эту фразу, сказанную ненароком их командиром взвода, Вадим запомнил.
«Береза под окном.
Тебя я видел всякой:
То в инее, под солнцем голубом,
Стояла ты невестой перед браком.
То в кружеве листвы — воздушна и чиста…
Была ты не из жизни нашей,
Где грязь и мат, где по дому тоска,
И где сегодня — то же, что и день вчерашний.
О женщинах у нас не говорят
Высокими и чистыми словами.
Но — фото милой на груди хранят,
Но — письма пишут МАМЕ…
Так где же правда: в первом иль втором?
Уж год служу, но так еще не понял.
Здесь благородство с подлостью в узле тугом
Слились. И не разнять их,
Как не удержать
Воды
В распахнутых
Ладонях….
Вадим выписал это стихотворение из блокнота своего отделенного — младшего сержанта Лешки Константинова.
В тот вечер Варегов вернулся из парка техники, где вместе с другими молодыми раскурочивал на морозе списанный БТР. Он сидел на своей койке, пытаясь согреться. В ушах еще стояли многоэтажки матюгов Константинова, лаявшего «безруких белоручек».
И тут к нему подсел он сам.
— Слышь, Варяг… — несвойственное выражение смущения было на его широкой, задубелой от мороза физиономии, — Тут я девчонке в письмо стихотворение написал. Ты ошибки посмотри, исправь, если что…
А еще через неделю обладатель поэтического дара за какую-то малую провинность закатал Вадима в наряд вне очереди.
«Так где же правда — в первом, иль втором?» — грустно цитировал Варегов, драя проход в казарме — «взлетку» на солдатском жаргоне, в два часа ночи по местному времени.
…Колонна еще часа полтора крутилась по узкой дороге, прижимаясь одним боком к красным и серым скалам с редкими зелеными островками растительности. Другим она заглядывала в пропасть, на дне которой, если набраться наглости и взглянуть туда, можно было различить вьющийся среди валунов поток.
