— Излагай.
— Гоцман во многом прав, товарищ Маршал Советского Союза, — негромко заговорил полковник. — Вы сами видели, что творится в округе. Двадцать пятого, в день концерта, Одесса была на грани хаоса… И если не сбить эту поднимающуюся волну прямо сейчас, то дело может дойти до открытых боев. Как в девятьсот пятом году, когда власть в городе была передана военному генерал-губернатору…
— Бои со мной? — надменно усмехнулся Жуков.
— Страшны не потери, — договорил Чусов, пристально глядя на командующего. — А то, что об этом тут же доложат наверх. Маршал Победы воюет с мирной Одессой… И последствия… последствия этого доклада могут быть сами знаете какие.
Лицо Жукова закаменело. Ты же первый и доложишь, мгновенно подумал он. А последствия… Рябое лицо старика с седыми усами мелькнуло перед ним, мелькнуло и пропало. Он покосился на портрет. Нет, художник сделал его, конечно, моложе и просветленнее, что ли…
— Нужно отпустить авторитетов, — после паузы мягко, но непреклонно, неотрывно глядя командующему в глаза, проговорил Чусов и быстро добавил: — Под поручительство Гоцмана. Если что, он ответит за ситуацию головой. Это во-первых…
— Нужна мне его голова… — брезгливо протянул Жуков.
— …а во-вторых, — договорил Чусов, — с преступностью в Одессе мы разберемся и без него.
— Это как это?
— Он будет работать по своим возможностям… А мы — по своим.
В глазах Жукова блеснули искорки интереса.
— Конкретные предложения, полковник?..
— Конкретные предложения есть, — сдержанно отозвался Чусов. — Но об этом пока должны знать только вы и я.
— Излагай…
— Идея вот какая. Накануне вашего прибытия в Одессу Гоцман ловил банду Сеньки Шалого. Переоделся в извозчика, сел в пролетку и подставился этому Сеньке…
…В коридоре штаба округа вокруг Гоцмана немедленно образовалась пустота. Горкомовские столпились своим кружком, юристы — своим, военные — своим. Когда он подошел к урне, чтобы выбросить пустую папиросную пачку, несколько человек, не глядя на него, посторонились, чтобы дать ему дорогу, и так же молча вернулись на прежнее место, когда он отошел. Давид усмехнулся, углом рта.
На лестнице показался запыхавшийся, мокрый от пота Омельянчук в белом кителе. Гоцман сбежал к нему навстречу, взял за руку:
— Как Лида?
— Нормально… — Лицо Омельянчука жалобно передернулось. — Уже лучше.
— Кто именно, знаешь?
— Не-ет… — помотал головой полковник. — Тут же ж не угадаешь… Може, чьи родственники решили пометить… Ну — ладно, бог с ним. Шо у тебя?
