Юркая черная тень скользнула в арку двора, приседая, взбежала по лестнице на галерею и замерла у двери комнаты Гоцмана, вслушиваясь в ночь. Во тьме блеснул рубчатый металлический бок. Еле слышно звякнула чека, и тотчас же с коротким, раздирающим душу треском разлетелось разбитое окно. Юркая тень, перевалившись через перила, стремглав бросилась к арке, ведущей на улицу.
А через три секунды ночную тьму разорвал вырвавшийся из окна столб пламени…
Из-под двери полз едкий, вонючий черный дым. Растерянные заспанные жильцы, делегацию которых возглавляла тетя Песя с ведром воды, толпились рядом. Внизу рычали моторами эмка, ГАЗ-67 и «Опель-Адмирал», освещая фарами большую часть двора. Чуть поодаль стоял огромный пожарный «Бюссинг». Со старшим по машине дерганно, размахивая руками, объяснялся Тишак. Суетились пожарные, разматывая длинный шланг.
— Давай, мать. — Якименко отстранил оторопевшего пожарного и подхватил из рук тети Песи тяжелое ведро. Сжав зубы, опрокинул его на себя и, сильно размахнувшись, ударом ноги высадил дверь. Волна черного дыма хлынула наружу, заставив людей закашляться и невольно отпрянуть…
Слепо шаря руками в темноте, вжав нос в мокрое плечо, чтобы не дышать, Якименко с хрустом прошел по битому стеклу. Наткнулся на перевернутую кровать, остов круглого стола… С трудом, кликнув на помощь Саню, отодвинул его. И увидел на полу обгоревший труп со скрюченными, воздетыми кверху руками…
Свежий воздух летней ночи показался после задымленной комнаты пьянящим коктейлем. Но Лехе Якименко все равно трудно было дышать. Он медленно, слепо спускался по лестнице, нашаривая перила рукой, и люди безмолвно расступались перед ним.
На нижней ступеньке ноги у Лехи подогнулись, и он сел. Никогда ему еще не было так худо, даже в тот давний ноябрьский день сорок первого, когда хмурый танкист, с которым свела военная судьба, рассказал Лехе о гибели его старшего брата — Т-26-й старшего лейтенанта Владимира Якименко был по ошибке подбит нашими артиллеристами, в пылу боя принявшими танк за немецкий…
— Ну что? — наклонился к нему дядя Ешта.
Но Якименко не смог ответить. Его душили слезы.
Надо сказать, что майору Кречетову необыкновенно повезло с жильем. Сразу же после завершения войны, в июне сорок пятого, окружная военная прокуратура предоставила в его распоряжение отличную, восемнадцатиметровую комнату в двухкомнатной квартире, располагавшейся в небольшом, почти не пострадавшем во время войны доме недалеко от центра. Вторую комнату занимал сослуживец Виталия, подполковник юстиции Тищенко. Однако через полгода подполковник ушел на повышение в Ленинградский округ, а комната, которую он занимал, осталась пустовать. Выждав некоторое время, Кречетов махнул рукой и, как он сам говорил, «явочным порядком» заселился во вторую комнату, приспособив ее под спальню. Тем более что довоенный квартирант, во время оккупации активно сотрудничавший с противником, подался на Запад и обратно, судя по всему, не собирался.
