. Солдаты ответили залпом в густую толпу; около пятидесяти человек упали, более двадцати оказались убитыми.
Республиканцы, — вероятно, те, что группировались вокруг Насьюоналя, — немедленно воспользовались этими трупами, чтобы организовать демонстрацию. Пять трупов были сложены в телегу, запряженную одной лошадью; молодой парень с факелом поместился на сиденье для освещения всего, происходящего; какой-то рабочий взобрался на телегу; время от времени он поднимал труп молодой женщины, показывал народу ее шею и грудь, залитые кровью, и кричал: «Мщение! Убивают народ!» Кортеж двигался по бульварам, возбуждая на своем пути публику. Видевшие это разошлись во все стороны, рассказывая всем и каждому, что правительство, обманувшее народ, теперь избивает его.
В ночь с 23 на 24 февраля все восточные кварталы Парижа покрылись баррикадами; с шести часов утра движение по улицам стало невозможным. На этот раз республиканцы выступали открыто; они уже не кричали, как накануне, «Да здравствует реформа!», но — «Да здравствует республика!»
Около двух часов ночи обеспокоенный Луи-Филипп послал за Тьером. Пробравшись через баррикады, Тьер ночью же прибыл в Тюильри[3].
— Ну, — сказал король, — составили ли вы какое-нибудь министерство?
— Составил ли я министерство, государь? Но ведь я явился только за приказаниями вашего величества.
— А, вот как! Вы не желаете служить короне?
— Нет, государь, я не желаю служить в ваше царствование.
— Ну, хорошо, поговорим серьезно. Кого вы можете взять себе в сотрудники?
— Одилона Варро.
— Прекрасно, — ответил король, — Одилон Варро дурак, но хороший человек.
— Господина де Ремюза.
— Идет!
— Дювержье де Горанна.
— О нем я и слышать не хочу.
— Ламорисьера.
— В добрый час! Теперь перейдем к делу.
— Нам необходима парламентская реформа.
— Вздор! Вы получите палату, которая даст нам скверные законы, а быть может и войну.
— Я прошу прибавить только от пятидесяти до ста тысяч новых избирателей и — это не бог весть какая уступка! — распустить палату, действующую в настоящее время.
— Это невозможно! Я не могу расстаться с моим большинством.
— Но если вы отвергаете и меры, которые я предлагаю, и средства, которыми я рассчитываю оперировать, то как могу я вам служить?
— Я дам вам Бюжр в качестве главнокомандующего. Он подавит бунт, а там мы посмотрим.
— Бюжо только усилит раздражение.
— Нет, он внушит страх, а именно в этом мы и нуждаемся.
— Устрашение имеет смысл только тогда, когда за ним стоит достаточная сила. Располагаем ли мы этой силой?
