Она горько усмехнулась. Через минуту, положив Григорию на плечо руку, хрипло спросила:
— А ты, Гриша, мог бы жениться на девушке с приданым?
Григорий насторожился:
— Ты о чем?
— Какой же ты недогадливый, — зашептала она. — Ну как тебе сказать… В общем, ты в скором времени стал бы отцом.
Предчувствие какой-то недоброй игры смутным страхом защемило сердце. Преодолевая возникшее подозрение, он простодушно промолвил:
— Так я об этом и мечтаю.
— Да нет, — возразила Марина. — Не фактически папой, а формально…
— А-а-а, — протянул Григорий, чувствуя, как кровь бросилась в голову, зашумела в ушах.
Марина сощурила глаза, пристально уставилась на него, с пренебрежением протянула:
— Вот ты оказывается какой. А я-то думала…
Она встала, быстро прошла к дому, поднялась по ступенькам крыльца и, открыв дверь, полуобернулась, небрежно бросила растерявшемуся Григорию:
— А ведь я, между прочим, пошутила, просто испытать тебя хотела: настоящая у тебя любовь или нет. Сильная любовь ни с чем не считается. А ты вон как расстроился.
— Марина! — встав, крикнул Григорий. — Обожди!
Но дверь закрылась, изнутри глухо стукнул засов.
— Вот черт какая, — с досадой проговорил Григорий.
Достав спички, он прижег папироску, раскурил и, зябко поеживаясь, пошел домой.
За селом угасала розовая пелена заката. Звонко щелкая кнутом, пастух гнал по улице стадо коров.
Распахнув дверь, Григорий шагнул в коридор, взял ведро с водой, эмалированную кружку, мыльницу с мылом и вышел на улицу. Раздевшись до пояса, он вымылся, растер докрасна озябшее тело и, одевшись, сел на табурет у тополя — единственного дерева, росшего перед домом.
— Здравствуй, Гриша! — приветствовала его мимо проходившая Анастасия Семеновна, мать Марины.
— Здравствуйте! — ответил Григорий.
Анастасия Семеновна остановилась у загородки, поставила сумку на землю, глубоко вздохнув, заговорила:
— Устаю быстро, а магазин далеко. Кто его придумал на краю села — уму непостижимо. А ты, сосед, что же к нам не заходишь?
— Плохо встречаете, — шутливо ответил Григорий.
Анастасия Семеновна вытерла платком маленькое морщинистое лицо, скупо улыбнулась бескровными губами.
— Грех тебе на меня обижаться.
— Я не про вас сказал, а про вашу дочь.
Анастасия Семеновна оперлась на загородку, поманила к себе Григория рукой и, когда он подошел, склонилась к нему, с тревогой в голосе спросила:
— Ты вчера вечером с Мариной был около нас?
— Ну я, — признался Григорий. — А что?
— Чтой-та Марина ночью плакала. Ты ее ничем не обидел?
