Присоединился и граф, негромко, зато очень старательно.
Когда умру, умру я там с ружьем в руках,
Разя и защищаяся, не знав, что страх.
Услышишь ты, что я не робок в поле был,
Дрался с такой горячностью, с какой любил!
Покинь тоску, иль смертный рок меня унес?
Не плачь о мне, прекрасная…
Тут полковнику Петрову опять сделалось нехорошо, он махнул рукой, как бы прося прекратить песню, и сам замолчал.
ГРАФ. …не лей ты слез!..
АНЕТА. Да что с тобой, монкьор?
ПЕТРОВ. В жар кинуло. Второй уж день так — то в жар, то в холод.
ЛИЗЕТА. И точно, что ты брусничной воды перепил! Небось, велел ледяную подавать? Радуйся еще, что с голоса не спал!
ГРАФ. Вот завезем домой душеньку Анету — и тебя на твой Васильевский остров.
ПЕТРОВ. Неловко, право! Где Галерная и где моя убогая хижинка? Я извозчика возьму!
ЛИЗЕТА. Как ты забавен! Ты уморить меня решился, право! Бесподобный болванчик! Не его сиятельство же тебя везет, сударь, а лошади!
АНЕТА. Брось, радость моя, стыдиться, это ничуть не славно. От таких рассуждений у меня делается теснота в голове… Ах, велите остановить!
ЛИЗЕТА. И точно, ты уже дома. До чего же тесно мы сели, тебе и не пройти. Придется тебе, монкьор, выйти из кареты и помочь Анете спуститься.
Граф, извернувшись, постучал в переднюю стенку.
ГРАФ. Стой, Петрушка! Стой!
Андрей Федорович вышел первым и предложил руку танцовщице. Она. манерничая, сошла со ступеньки.
ГРАФ. Петрушка, гони! Гони, сукин сын!
И тут же раздался звонкий хохот Лизеты.
ПЕТРОВ. Ваше сиятельство!..
Но кареты уже не было. Был каменный подъезд доходного дома.
Негромко засмеялась и Анета.
АНЕТА. Уж коли ты тут, сударь, так взойди, не побрезгай нашим угощеньицем. Да идем же, не кобенься, сударь мой, прохожие смотрят! Скорее, скорее!
ПЕТРОВ. Коли это шутка, так я обязан сказать…
АНЕТА. Тише, тише! Соседи услышат! Вот сюда!
И за руку втащила его в подъезд.
Анета ввела растерявшегося полковника Петрова в дом, где на третьем этаже нанимала маленькую квартиру. Это было крошечное, тесное женское царство, премило убранное, с полосатыми креслицами и кушеткой, с консолями, уставленными фарфором, с прочим модным убранством.
Навстречу выскочила горничная Дуня.
АНЕТА. Закрой, закрой скорее! Там Ротманша по лестнице спускается! У-у, кляча мизерабельная!
Дуня, закрыв дверь, повернулась к гостю, присела, улыбнулась, наклонив набок головку в маленьком чепце, — и отступать стало некуда, полковник Петров не мог читать хозяйке мораль при горничной, выставляя себя в смешном свете. Он только рукой махнул.
