Успокой смятенный дух
И, крушась, не сгорай!
Не тревожь меня, пастух,
И в свирель не играй!
Мысли все мои к тебе
Всеминутно хотят;
Сердце отнял ты себе,
Очи к сердцу летят!
Прасковья встала из-за стола и подошла к образам. Широко перекрестилась и тяжко вздохнула.
ПРАСКОВЬЯ. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю небесный, Утешителю, Душе истины, иже везде сый и все исполняяй, Сокровище благих и жизни подателю, прииди и вселися в ны и очисти ны от всякой скверны, и спаси, Блаже, души наша…
Но молитва из ее уст делалась все тише, тише, и вдруг непонятно где возник иной голос Прасковьи — не глуховатый, маловыразительный, а живой, звонкий, исполненный подлинной мольбы. Он перекрыл гаснущие слова из молитвослова и даже более того — он затмил собой все, что имелось в этот час вокруг женщины, весь ее мирок и даже образа.
ГОЛОС ПРАСКОВЬИ. Матушка Богородица, да что же это за любовь такая? Смилуйся над ними, Матушка Богородица! Коли любить друг друга меньше будут — может, у них дитя и зародится? Уж как бы я за их младенчиком ходила! С рук бы его не спускала, светика моего! Мне-то уж замуж не собираться, кому я такая нужна… Матушка Богородица, дай хоть их дитя понянчить… А как Андрей Федорович сыночка хочет — сама знаешь, Матушка, и Аксиньюшка бы угомонилась… Пошли им младенчика, Матушка! Что за семья без детей?.. И я бы при деле была. А то соседки уж дурное говорят — будто бы я по хозяину сохну… потому и служу и Петровых за гроши… Одно у них, у дурищ, на уме. Да ты же все видишь, Матушка!.. Ты-то все видишь… За что мне это, Матушка?.. За что?..
И снова набрали силу слова, произносимые Прасковьей на веками устоявшийся лад.
ПРАСКОВЬЯ.…Господи, поминуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради причистыя Твоея Матери, преподобных и богоносных отец наших и всех святых Твоих помилуй нас! Аминь.
В карете ехали, приятно беседуя, четверо — молодой, богато одетый вельможа — граф Энский, полковник Андрей Федорович Петров и две театральные танцовщицы — Анета и Лизета.
Граф был не слишком хорош собой, однако знал светское обхождение и одет нарядно. Полковник Петров, напротив, очарователен настолько насколько может быть мил сердцу стройный, большеглазый и румяный порывистый кавалер с выразительным, серебряного тембра голосом. Граф — в палевого цвета кафтане, камзоле мелкими цветочками, в белых кюлотах и чулках, в башмаках бронзового цвета, при шпаге, через грудь у него широкая лента. Полковник Петров — на военный лад, в зеленом кафтане, алом камзоле и штанах, тоже при шпаге. Оба, как галантные кавалеры, устроились на менее удобном переднем сидении, предоставив дамам заднее.
