После этих слов наставника я была готова сделать все что угодно. Теперь я лежала на лавке и думала, надеясь, что ценная идея прилетит мне с неба. Мимо лавки с независимым видом периодически прохаживался Отто. Мы с ним не разговаривали. Точнее, это он со мной не разговаривал. После того как лучший друг высказал мне все, что думает о моем безрассудном бегстве навстречу нежити, он заметил, что я совершенно не чувствую себя виноватой в том, что несчастный полугном провел несколько дней в тревожном волнении за меня. Это его настолько оскорбило, что Отто замолчал, дожидаясь от меня слов покаяния.
Я каяться совершенно не собиралась. Более того, я считала, что это передо мной должны извиняться некоторые бородатые за то, что привязали меня к кровати.
Как бы то ни было, уже три дня на нашей территории сохранялось молчание. Под конец первого дня я выяснила, что молчать все время — это очень тяжело. Слова так и рвались наружу. Было такое чувство, что от желания сказать хоть слово у меня распухли уши. Поэтому я сбежала в общежитие к Лире и Арсению и говорила там около трех часов не останавливаясь. За это время чета целителей успела приготовить поесть, поужинать, Лира перештопала все носки и навела идеальный порядок в шкафах, а Арсений вырезал замысловатый орнамент на кухонной полочке.
Я закончила говорить только тогда, когда язык запнулся на каком-то слове и больше не желал поворачиваться ни в какую сторону. Пока я жадно пила чай, Лира сказала:
— Очень интересно было послушать про нашествие нежити на Софипиль. Ты почаще к нам приходи, я все дела переделала, которые давно собиралась.
Я молча кивнула. Двигать языком больше не хотелось.
У меня хватило ума не доставать влюбленных два дня подряд, поэтому я, по примеру подруги, занялась наведением порядка, распевая во весь голос песни. Пару раз в моем поле зрения появлялся Отто с перекошенной физиономией — ему никогда не нравилось мое пение. Все же другу удалось удержаться от призывов заткнуться. Чтобы не истязать свои уши, он просто сбежал.
Сегодня утром полугном тоже куда-то ушел. Я же лежала на лавке и раздумывала. Долгожданные умные мысли все не приходили, а между тем спина от лежания на твердом уже начала болеть. Молчание и одиночество становились невыносимыми, и я уже подумывала было идти искать Отто и вымолить у него прощение за все свои прегрешения перед ним. Хоть поговорю.
И тут в голову, совершенно неожиданно, пришла идея. А что, если я попробую повести себя как монахиня? Говорят, некоторые дают обеты молчания, и к ним приходят различные откровения о смысле жизни и решении проблем. Только рассказать они об этом никому не могут, потому что — обет молчания как-никак!
