— Ты не останешься? — спросила она шепотом.
Отто покачал головой.
— Не сегодня.
Не понимаю, хотела сказать она. Кого теперь нам стесняться? Хозяйку?
— Как хочешь, — она старалась, чтобы голос ее прозвучал равнодушно.
— Мне нужно подумать, — сказал он, будто оправдываясь. — Все стало сложнее, чем я думал.
— Хорошо, — она клюнула его носом в щеку и поморщилась от запаха немецкого офицерского одеколона. — Ты наверняка что-нибудь придумаешь, я знаю.
Он шагнул в темноту и вдруг повернулся. Дайна по-прежнему стояла у калитки. Он подошел и взял ее лицо в ладони — как всегда это делал Жером.
— Ты ничего не понимаешь, — сказал он по-русски. — Совсем ничего. Глупышка моя.
Северный Кавказ, август 1942 года
На ночлег они остановились в маленьком домике, спрятавшемся в заросшей пихтами лощине. Озеро Туманлы-Кёль осталось в нескольких километрах позади — там разбила лагерь дивизия «Эдельвейс». Передовой дозор егерей поднялся выше в горы и рассредоточился по краям лощины. После неожиданной вылазки русских генерал Ланц настоял на том, чтобы посланцы фюрера передвигались только в сопровождении взвода разведчиков.
На пороге хижины их встретил высокий седой старик, непохожий на местного жителя. У него были длинные серебряные волосы, падавшие на костистые плечи, и выцветшие от старости голубые глаза.
— Рад видеть вас, господа, — сказал он по-немецки, протягивая Раттенхуберу широкую, как лопата, ладонь. — Людвиг Йонс, колонист из Гнаденбурга. Прошу, заходите в дом. Я угощу вас сытным ужином.
Йонс происходил из семьи немецких колонистов, переселившихся на Кавказ в семидесятых годах прошлого века. Его отец был швабом, мать родилась в Швейцарии. Родители Людвига держали небольшую сыроварню, славившуюся на весь край и поставлявшую настоящий швейцарский сыр даже в дорогие рестораны Санкт-Петербурга.
— У нас было сорок две коровы, — вспоминал Йонс, накладывая в глубокие глиняные миски тушеную капусту с большими кусками мяса. Мясо, к сожалению, было все той же надоевшей Раттенхуберу бараниной, но в этой пародии на айсбан чудилось нечто трогательное. — Замечательные были, доложу вам, коровки! Породы красная немецкая, до тридцати литров молочка давали! Ну и сыр из этого молочка получался!
Он со вздохом выставил на стол соленую горскую брынзу.
— А это же разве сыр? Так, одно название…
— Не переживайте, Людвиг, — сказала Мария фон Белов. — Очень скоро мы скинем русских в море, и вы сможете вернуться в Гнаденбург.
