После завтрака приходила пора принимать лекарства, прописанные доктором Морелем. За спиной у фюрера Теодора Мореля называли шарлатаном и шептались, что от его сомнительных лекарств пациенту становится только хуже. Однако Линге очень уважал Мореля, бывшего некогда самым дорогим венерологом Берлина. Его консультации стоили больших денег, однако Линге, подхватившего дурную болезнь у одной венгерской певички, доктор вылечил совершенно бесплатно. С тех пор Линге испытывал к Морелю почти безграничное доверие, а потому не ведал сомнений, давая фюреру изготовленные им порошки.
Процедура завершалась закапыванием в глаза Гитлеру специальных капель на основе раствора опия. Линге научился это делать так аккуратно, что фюрер даже не морщился. Через несколько минут разноцветные глаза великого человека приобретали нормальный ярко-голубой цвет. Камердинер наблюдал за этим превращением благоговейно, не позволяя себе ни малейшего проявления любопытства. В конце концов, если фюрер не хочет показываться на публике с разноцветными глазами, у него наверняка есть на то веские причины.
Покончив с лекарствами, Линге увозил столик с остатками завтрака и приносил Гитлеру свежую прессу и очки в простой стальной оправе. Фюрер читал много и быстро: толстая стопка немецких, английских, американских и французских газет проглатывалась им за час. К половине первого фюрер вставал с постели, будучи в курсе важнейших новостей мировой политики.
Линге помогал вождю нации одеться, придирчиво осматривая его дневное платье. Гитлер придавал большое значение своему внешнему виду, и Линге, зная об этом, порой осмеливался давать великому человеку советы. «Мой фюрер, у вас на шее растет неаккуратный волос. Позвольте его выщипать». Или: «Эта сорочка не совсем подходит под цвет ваших туфель, мой фюрер. Позвольте предложить вам другую». Ощущение некоей тайной интимности, которое Линге испытывал в такие минуты, наполняло его восторгом.
Счастье — быть рядом с фюрером! Счастье — быть полезным фюреру!
Хайнц Линге был благодарен судьбе за то, что она дала ему такую возможность. И относился к своим обязанностям с величайшим тщанием.
Он сознательно лишал себя всего, что можно было бы назвать личной жизнью. Даже спал, как правило, не в собственной постели, но на стуле подле дверей спальни Адольфа Гитлера — чтобы в случае необходимости сразу же поднести тому стакан воды или лекарство. Узнав о такой самоотверженности своего камердинера, Гитлер распорядился заменить неудобный стул уютным мягким креслом. Но то было в Берлине, а здесь, в полевых условиях, приходилось довольствоваться расстеленным на полу тюфяком, набитым сухой травой.
