Войдя в пиццерию, Наташа сразу направилась к столу в центре зала.
Денис рисовал, сосредоточенно выставив кончик языка, а муж со снисходительной улыбкой наблюдал за процессом.
– Ну что вы тут ели? – строго спросила Наташа и присела за стол, расстегивая шубу.
Ее мужчины заговорили одновременно.
– Мама, мам, смотри, что я нарисовал!
– Ну что? Узнала что-нибудь?
– Молодец, сынок, солнце просто отличное, – Наташа погладила сына по голове. – Нет, ничего я не узнала. У нее такие руки, что я просто заснула! Представляешь? Она мне брови выщипывала, а я спала!
Андрей досадливо поморщился: «Ладно. Попробуем что-нибудь еще».
– Но я через две недели пойду к ней на эпиляцию. Знаешь, действительно хороший косметолог. Хотя у нее все стоит почти столько же, сколько в салоне.
Муж одобряюще коснулся ее руки: «Видишь? Есть в тебе что-то от мисс Марпл, все-таки! Не отказываешься от расследования!».
* * *
Миша не дождался Андрея перед входом выставочного зала и, решив не звонить ему, поднялся на второй этаж, где проходила выставка работ фотожурналистов из разных стран.
У фотографий, увеличенных чуть не до размеров витрин, толпилось немало сосредоточенно внимающих зрителей, и Миша, оглядевшись, присоединился к самой малочисленной группе перед изображением двух плачущих женщин в черных платках. Он прищурился в ожидании ощущений, но этот кадр, хоть и выхваченный из жизни, ничего не пробудил в нем. Фотография Мишу увлекала всегда, школьником он даже занимался в фотокружке, но карьера фотографа его мечтой все же не стала. Теперь он изредка фотографировал под настроение, и некоторые его работы ему даже нравились, но больший интерес все же вызывали чужие фотографии, иногда настолько пронзительные, что он погружался в их атмосферу с первого взгляда, чувствовал запах или ветер, в мгновение ока переносился ощущениями на место съемки.
Со следующего стенда на него смотрел безучастный черный ребенок, голову которого прикрывали сморщенные женские ладони. Заинтересовавшись реакцией на снимок других посетителей, Миша оглядел их лица и тут заметил Андрея, стремительно вошедшего в зал.
– Извини, я задержался в офисе, – произнес он, приблизившись. – Ты давно тут?
– Нет, только зашел. Все в порядке?
– Да, конечно. Ну, что тут интересного?
Миша пожал плечами: «Пока ничего. Давят на жалость, но как-то… коммерчески».
– А ты не поддаешься?
– Абсолютно. У меня цинизма столько, что я могу продавать его нуждающимся. Оптом.
Они медленно перешли к ряду фотографий с военными сценами, и Миша, мельком глянув на измазанное копотью и кровью лицо солдата, повернулся к Андрею:
