И снова пятница, тринадцатое... | страница 41



– Всем приятного аппетита!

Никто не отреагировал на слова старшего сына – все продолжали сидеть неподвижно, глядя как бы сквозь свои тарелки. Подумав, что его действительно решили бойкотировать, мальчишка не стал обострять ситуацию, тихонько скользнул на свое место, взял в руки нож и вилку. Несмотря на то, что настроение у него было отвратительным, Толик здорово проголодался, а потому был готов разделаться даже с подгоревшей яичницей. Но первый же кусок маминой стряпни застрял у него в горле:

– Мам, ты ее посолить забыла! Кстати, где солонка?

Ему не ответили. Странная трапеза была в полном разгаре – мужчина, женщина и ребенок сосредоточенно жевали, не замечая вкуса еды. С тем же самым результатом они могли бы жевать скомканную бумагу или сырую глину. Стараясь делать вид, будто ничем не удивлен, Толик поднялся из-за стола, потянулся к стоявшей на буфете баночке с солью, но едва только попытался посолить свою порцию, получил чувствительный удар по руке.

– Мам, ты что?!

Такого прежде не случалось. Частенько Толика сильно ругали, но ни мать, ни отец никогда не поднимали на сына руку.

– Соль – яд. Она убивает, – с равнодушным видом произнесла женщина и отправила в рот очередной кусок безвкусной яичницы.

Ужин продолжался. Какое-то время Толик пытался следовать правилам странной игры, участником которой он неожиданно стал, но потом не выдержал равнодушных взглядов близких:

– Ладно, признаю – я виноват. Мне нельзя было опаздывать, а тем более тайком ходить в особняк Тимошина. Я виноват кругом, целиком и полностью. Вот моя дурная башка – рубите.

– Без головы ты не сможешь работать, – впервые за весь вечер заговорил отец, и в его голосе не было даже тени иронии. – Это нерационально.

И вновь молчание, лишь позвякивают ложечки о края фарфоровых чашек. Мальчишка недоумевал – только что он «раскололся», сознавшись в таком тяжком преступлении, как посещение заброшенного дома, но родители проигнорировали его чистосердечное признание!

– Я не шучу. Мы с ребятами действительно тусовались в особняке Тимошина, потому я и опоздал к ужину.

– Это мы уже слышали, – спокойно отозвался Сережка и бросил в чашку девятый кусок сахара.

Мама никак не отреагировала на поступок сынишки, да и самому Сережке было, похоже, все равно, что он пил. Он швырял сахар в чай по привычке, машинально, не отдавая себе отчета в своих действиях. Вообще, все, что происходило за столом, больше напоминало фарс, жестокую пародию на обычный семейный ужин.