Мими Пенсон | страница 2



— Что следует воздерживаться для того, чтобы это не повторилось, — отвечал Эжен.

— Вздор! — возражал Марсель. — Твой довод шаток, как карточный домик. Что тебя тревожит? Кто-то из нас проигрался в карты: разве это причина, чтобы сделаться монахом? Один остался без гроша, другой пьет лишь воду: разве у Элизы пропадает из-за этого аппетит? Кто виноват, если сосед закладывает часы в ломбард, а потом ломает себе руку в Монморанси? Соседка-то ведь не становится безрукой! Ты дерешься из-за Розали, получаешь удар шпагой, плутовка отворачивается от тебя, — это в порядке вещей: но разве от этого она становится менее стройной? Таких неурядиц в жизни немало, но их все же меньше, чем ты думаешь. Погляди-ка лучше в ясный воскресный день, сколько дружных парочек в кафе, на бульварах, в кабачках. Полюбуйся на пузатые омнибусы, набитые, переполненные гризетками, которые едут в Ранла или Бельвиль. Попробуй сосчитать их в какой-нибудь праздник на улицах квартала Сен-Жак: батальоны модисток, армии белошвеек, тучи продавщиц табака — и все веселятся, у всех свои любовные делишки, все набрасываются на окрестности Парижа, на загородные беседки, словно стаи воробьев. А в дождливую погоду они отправляются в мелодраму есть апельсины и плакать. Ибо, что греха таить, едят они много и плачут тоже весьма охотно, а это признак доброго сердца. И что за беда, если эти бедняжки, которые всю неделю шили, приметывали, подрубали и штопали, в воскресный день на собственном примере покажут, как надо забывать горести и любить ближнего. И разве не разумнее всего порядочному человеку, который целую неделю провел за не слишком приятными анатомическими занятиями, порадовать свои глаза видом свежего личика, округлой ножки и прекрасной природы?

— Гробы позлащенные! — восклицал Эжен.

— Я говорю и настаиваю, — продолжал Марсель, — что гризеткам можно и следует воздавать должное и что умеренное общение с ними весьма полезно. Во-первых, они добродетельны, ибо день-деньской проводят за изготовлением одеяний, самых необходимых для скромности и целомудрия; во-вторых, они учтивы, ибо всякая хозяйка мастерской требует от мастерицы вежливого обращения с заказчиками; в-третьих, очень чистоплотны и аккуратны, ибо если они будут пачкать белье и ткани, с которыми все время возятся, то меньше заработают; в-четвертых, откровенны, так как употребляют крепкие напитки; в-пятых, бережливы и неприхотливы в еде, ибо с большим трудом зарабатывают свои тридцать су, а полакомиться и покутить им удается только на чужой счет; в-шестых, очень веселы, ибо работа у них обычно смертельно скучная и, едва закончив ее, они начинают резвиться, как рыбки в воде. Преимущество их еще в том, что они не надоедливы, потому что целыми днями прикованы к стулу, с которого не смеют подняться, а стало быть, не могут бегать за своими любовниками, как женщины из общества. Кроме того, они не болтливы, так как должны считать стежки. Они не транжирят денег ни на обувь, ибо ходят не много, ни на платья, ибо им весьма редко отпускают в долг. Если они грешат непостоянством, то отнюдь не потому, что начитались дрянных романов или были испорчены от природы, а просто под их окнами проходит слишком много разных людей. С другой стороны, свою способность к истинной страсти они убедительно доказывают тем, что ежедневно во множестве бросаются с набережных или из окон или открывают газ в своих каморках. Правда, они неудобны тем, что из-за своего постоянного воздержания почти всегда хотят есть и пить, но зато вместо обеда они могут обойтись кружкой пива или сигарой — качество драгоценное и весьма редкое в семейной жизни. Словом, я утверждаю, что они добры, приветливы, верны, бескорыстны, и их нельзя не пожалеть, когда они кончают жизнь в больнице.