— А что, если их мужчины не хотят говорить? — решительно ответствовала Микаэла. — Что, если они хотят бить кулаками, пинать ногами и насиловать? И вести себя таким образом им намного более по душе, чем разговоры разговаривать?
Клара почувствовала, что Микаэла начинает заводиться, и попыталась немного охладить ее пыл.
— Я знаю, это непростая задача — пробиться к уму и сердцу мужчины подобного склада…
— Да откуда тебе-то знать?!
Клара вспыхнула от гнева: Микаэла, очевидно, считает, что у нее, Клары, недостаточно опыта для участия в споре. А ведь она ведет дела и в области семейного, и гражданского, и уголовного законодательства!
— Мне не раз доводилось иметь дело с жестокими мужчинами, порой даже с насильниками, — натянуто сказала она. — Почти все они вели себя пристойно и… разумно.
— Еще бы они вели себя по-другому — со своим-то адвокатом!
— Некоторые, бывает, сердятся, — призналась Клара, поймав себя на том, что невольно начинает обороняться. Микаэлин альтруистический взгляд на мир иногда внушал ей чувство, будто она в своей практике руководствуется неправильными соображениями. — А других я откровенно боюсь. Но мне всегда удается склонить их на свою сторону.
Микаэла засмеялась:
— О, мои поздравления! Тебе удается их убедить, что колотить своего адвоката — не лучший способ обеспечить защиту в суде. И не забывай, у тебя под рукой всегда есть секретарь в качестве свидетеля — на случай, если «жестокие мужчины» забудут о хороших манерах. А у этих женщин нет свидетелей или компаньонок. Иногда я думаю, что на их стороне нет даже закона.
— Я не говорю, что для них все так просто…
— Да уж, черт бы меня побрал, это точно — не все так просто! Не просто убедить человека, который только и мечтает, как бы ударить тебя ногой под ребра! Пытаешься подобрать правильные слова, а ему-то заранее известно, что ничего путного ты сказать не можешь. Он — мастер запомнить невинное замечание и перевернуть его смысл с ног на голову. И вообще, он так чертовски искусен в играх разума, что может заставить жертву почувствовать, будто это она виновата.
Тогда они расстались на ножах, и с лета она не встречалась с Микаэлой. А теперь со смесью острого страха и сожаления Клара задавалась вопросом: будет ли у нее когда-либо возможность извиниться?
Теперь-то она поняла, что пыталась сказать Микаэла: Клара полагалась на правила, она жила ими: главенство закона, социальные отношения. А здесь не существовало никаких правил, по крайней мере, ни одного понятного ей. Здесь он решал, что позволено, что неприемлемо. Осознав безвыходность ситуации, в которую попала, Клара похолодела от страха и тут же сказала себе: нет, я не сдамся, я должна попытаться достучаться до него. Нельзя просто ждать, пока он решит, что с нею делать.
