— Так точно, герр фельдфебель, — вставил свои пфенниги Ульман.
— Он не хотел, чтобы его отправляли в тыл. Хотел продолжать воевать в «пятисотом»… — продолжал разглагольствовать Корн.
Тем временем Отто сделал несколько жадных затяжек и передал никотиновый фитиль Гансу.
Фельдфебель был явно предрасположен порассуждать. Хаген с Ульманом внимали ему, затаив дыхание. Они олицетворяли собой в этот миг само терпение. Глядишь, расположение духа Корна и обернется для них чем-нибудь съестным.
Никакой мази фельдфебель не дает.
— У меня тут не фельдшерская… — недовольно бубнит он. — Пусть эти недоноски лечатся сами. Посоветуйте им помочиться на мозоли. Хе-хе… в момент заживает…
Зато Корн выдает им несколько кульков с галетами и четыре банки консервов. Они плоские, с ладонь величиной.
— По-моему, рыбные, — комментирует фельдфебель. — Хотя черт его знает… Проверите сами. Знаю одно — жрать это можно…
Уже по пути назад Хаген и Ганс принимаются грызть галеты. Они твердые, как камень. Ульман отпускает смачное ругательство.
— Черт… Чуть зуба не лишился…
— Их, наверное, еще в сорок первом сварганили…
— Ага, для победного ужина в Москве… Черт… все-таки треснул.
Ульман сунул в рот грязные пальцы и достал что-то белое, размером с горошину Это была половинка зуба.
Хаген тоже уже успел наглядно убедиться в бронебойной прочности фельдфебельских галет. Однако постепенно слюни делали свое дело. Миллиметр за миллиметром галета размягчалась, отправляя соленые крохи в желудок.
— В воде надо бы их размочить.
— А если еще вскипятить…
Обсуждая рецептуру, они вернулись к своим. Третье отделение тут же сошлось, а точнее, сползлось в кружок. В его центре Хаген и Ульман. Вернее, консервные плошки и галеты, которые они выложили на расстеленный кем-то кусок материи. Появление съестного вызвало в отделении оживленный и шумный галдеж.
— Я надеюсь, это не чьи-то потные портянки? — громко заметил Отто, раскладывая бумажные кули.
— Не, это чисто выстиранное…
— Эрнст, это твой носовой платок? Тот самый, которым махала тебе Гертруда, провожая на фронт?
— Нет, это панталоны твоей пышки Энн. Разве она не подарила их тебе? Чтобы было чем подтереть юшку, которая сейчас потечет из твоего расквашенного пятачка…
— А что за бумага у этого печенья? Можно взять? На курево… — нетерпеливо произнес кто-то.
— Она слишком плотная. И вощеная. На курево не сгодится.
— Руки убери от стола…
— Во-во, возьми эту бумагу, чтобы подтирать. Только не для носа… И смотри, не поцарапай те уста, которые выдают у тебя такой оглушительный баварский акцент…
