Ручной пулемет Дегтярева снова налился ртутью — и ствол, и диски, и сошники. Без Прохватилова стал он еще тяжелее. Таким тяжелым не был никогда. А тащить еще далеко. Где она, эта излучина? И что еще ждет там? Неизвестно. Может, правда, крылышки? Пора уже в бой настоящий, парашютный, когда действительно коршуном на врага. С малой высоты, пусть совсем малой, той, страшной. Теперь овладели ею. И "троллейбус" пусть пронесется под головами фашистов. Наделает шуму. Пора, пора…
Вчера пленного допрашивали. Наглец наглецом. Ждали — пощады запросит. И не подумал. Допросили чин чином, записали все.
— Штее ауф! Собирайся!
Встал, закурить захотел. Дали ему махорки. Задымил, сел на пенек нога на ногу.
— Можно спросить?
— Давай.
— Почему отступает русский?
— Что-что?!
— Отступает почему? Столько силы, столько кароших зольдат…
Кто-то не выдержал:
— В расход его — и все тут! Ишь какие разговоры ведет, подлюга!
— Нет, нет, пускай скажет. Очень даже интересно, что они думают.
— Почему отступаем, говоришь? Много солдат, техники много высмотрел. А договор у нас с кем? Ну, отвечай!…
Немец вдавил каблуком в траву недокуренную папиросу, и злая усмешка перекосила его и без того угловатое лицо.
— Договор… Мы и вы зольдат. Мы и вы…
С каждым словом все откровеннее, все циничнее. И вдруг перешел на чистейший русский:
— Летчики ваши отважные, а самолеты ваши были…
Тут ребят разобрало совсем:
— В расход его!
— Нечего церемониться!
Отвели в сторону. Одной пули хватило бы, не гляди, что верзила такой, но кто-то разрядил всю катушку. Чтобы на душе чуть полегчало.
Может, он и правду сказал, что в договор тот слишком верили? Может, верно насчет самолетов?… Отставить! Сейчас бы парашют за спину — и айда! По двадцать человек на каждую плоскость. Можно и по двадцать пять. И пошел! Теперь бы только глядеть на штурмана, глаз не спускать. Флажок! Потом другой! Хорошие были самолеты. Были? Почему были? Впрочем, конечно, были…
Ну и пленный попался на этот раз! Сколько брали уже — один на другого похожи, а этот перебудоражил сердца. Такого надо бы на развод оставить, не пленный, а находка. Сатанинская сила в ребятах проснулась.
К самолетам, скорей к самолетам!
— Плохие? Были, говоришь? Мы еще покажем тебе!
Шли ночью и днем. Только ветки по глазам. Только каждый день новая дырка на ремне. И подошвы от кирзы в болотах поотмокали.
* * *
"К Днепру, к Днепру, к Днепру!" — стучат сердца… Или это с голодухи в висках стучит?
Безлюдные кругом места. Ни своих, ни чужих. Когда своих нет, плохо. Когда немца нет, еще хуже: значит, в слишком глубоком тылу. Впрочем, свои кое-где еще попадаются. Вот это кто на поляну вышел, заросший, страшный?
