Самолет действительно шел на большой высоте. Шум его уже доносился настойчиво накатывающимися волнами, но через несколько минут, оказавшись в плотном кольце баб и стариков, Кузя, Слободкин и Инна забыли о самолете.
Их провожатая стояла с гордым видом рядом, продолжая что-то говорить, но слабый голосок ее совсем уже не был слышен. Вопросы сыпались со всех сторон. Кто такие? Откуда? Куда? Что на фронте? И где он, фронт?…
О себе Кузя, Слободкин и Инна рассказали, конечно. А вот фронт? Что там сейчас? И где он, в самом деле? Им вдруг стало мучительно стыдно за то, что не могут дать ответа. Деревенские поняли это и попробовали, как могли, успокоить:
— Там знают, наверно.
— Где?
— В Москве. Там все знают.
Мало утешительного было в тех словах. На душе еще горше стало, еще обиднее. У Кузи вырвалось:
— Не бежим мы, не думайте…
— Христос с вами! Нешто мы попрекаем? Насмотрелись на всякое. Израненные скрозь, избитые, больные, в чем душа держится, а идут, свою часть догоняют. Да нешто ее догонишь? На одних грибах-то? Много в лесу развелось грибников вроде вас, горемычных.
— Грибников?!
— Ну да, голодные идут, огня не разжигают, едят все сырое — грибы, коренья, ягоды. Ах, сыночки, сыночки, что же делать с вами? Чем подсобить? Куда девать?
— Никуда нас не надо девать, — мрачно сказал Кузя. — Нам бы табачку на дорожку, а еще…
— А еще?
— А еще расскажите, где мы. — Кузя почему-то покраснел и уставился в землю. — Шоссейка рядом какая?
— Варшавка.
— Варшавка? Так вот нас куда занесло!… Кузя поглядел на Слободкина и Инну.
— А мы думали…
— Точно, Варшавка. Он по ней днем и ночью.
— Ну, ночью-то не особо, днем, это верно, густо идет. Значит, Варшавка? Так, так, так… Ну что ж, это лучше даже. А деревня?
— Карпиловские мы.
— Не слыхал что-то. А ты, Слобода? — наморщил лоб Кузя.
— И я тоже.
— А Песковичи знаете?
— Это где же будет?
— Там, — неопределенно махнул рукой Кузя. — Так как же насчет табачку? Нам нынче в дорогу.
Но не так-то легко было внушить старикам и бабам, что солдаты есть солдаты. Знай свое — сыночки, и все тут. И еще — доченька.
— А эта-то куда?
— С нами она.
— Девочка ведь совсем. Это что же творится на белом свете? К мамке надо бы, не на войну.
Инна молчала-молчала и вдруг разобиделась:
— Мне медсанбат догонять надо.
Незнакомое слово "медсанбат" произвело впечатление. Очевидно, деревенские подумали, что медсанбат — это какое-нибудь учреждение, находящееся далеко от линии фронта. Сколько таких медсанбатов встретили потом Слободкин, Кузя и Инна на дорогах войны. Именно далеко от линии огня, в глубоком тылу, но не в том тылу, где спокойно и тихо, а во вражеском, где от тебя до смерти рукой подать.
