«Чего я к ней привязалась? – недоумевала Лиза. – Чем, интересно, грубоватая рыночная торговка вдруг так зацепила меня?» Но ближе к вечеру она догадалась. Ковачич стала одной из немногих пациенток, пришедших лечиться, а не прихорашиваться. Она страдала от болезни кожи, но в остальном была на удивление довольна собой. Не смущалась провинциальным акцентом и привезенными из гуцульской деревни манерами, а об одежде и макияже, кажется, вообще не задумывалась. Лиза предположила даже, что Ковачич чувствует себя намного моложе своих сорока. И это идущее от сердца, непосредственное ощущение молодости так резко – контрастно – отличалось от неистребимой тяги столичных дамочек сбросить пару-тройку лишних лет.
«Да разве годы могут быть лишними?.. – с сомнением подумала Лиза. – Стесняться прожитого – все равно что стесняться самой себя! Жаль, что этого не объяснишь клиентам нашего фитнес-клуба».
Не объяснишь, сокрушалась Лиза. Стоит только начать подобные разговоры, ее завтра же с треском выгонят с работы. Доходность бизнеса зиждется на искусственно разжигаемом стремлении граждан утаить от мира свой истинный возраст. Стареть стало теперь неприлично. Возраст – это порок, который нужно скрывать. Но зачем? Для чего?
По дороге домой (она работала в нескольких автобусных остановках от таунхауса) Лиза зашла в супермаркет «Перекресток». Купила свежие овощи, хлеб и притормозила перед зеркальной витриной, на которой в беспорядке были свалены упаковки с сырами. У сыров возникла заминка.
– Женщина, вы берете или как? Проходите же! – услышала Лиза за спиной пронзительный возглас.
Не оборачиваясь, она попятилась от витрины. Сыры ее больше не интересовали – сознание было поглощено образом стройной темноволосой женщины из зеркала. Это была она сама, Лиза: ей принадлежали каштановые локоны, приведенные лучшей мастерицей их салона в состояние художественного беспорядка, и элегантный клетчатый пиджак, органично сочетающийся с розовым джемпером и ярким, но выдержанным макияжем. Однако не красота заворожила Лизу. Женщина в зеркале выглядела ровно на сорок два года.
«На сорок два или хотя бы сорок? Пожалуй, если не зверствовать, можно дать и сорок. И даже тридцать восемь... – торопливо убеждала она себя и, схватив с витрины первый попавшийся кусок сыра, энергично направилась к кассе. – Но боже мой, чего же я так испугалась? Ах, какая счастливая эта... как там ее? Ковачич...»
Из супермаркета Лиза вышла по-прежнему во власти смутных страхов, однако полностью не утратила способности к рассуждению... От кого мы скрываем возраст? И почему так страшно стареть?! Может быть, все дело в профессиональной нереализованности? Годы ушли, и что? Диссертацию собиралась писать – не написала. Хотела сделать карьеру – не смогла. Хотя с ее специальностью какая карьера? Главный врач клиники? Документы, инстанции... а так она занята любимым делом. Любимым, но бесполезным! – мгновенно высветилось в сознании. – Омоложением закомплексованных, нереализовавшихся дур... От них же первый есть аз, вспомнилось ей некстати.
