— А где же новый ротный, гражданин лейтенант?
— Так вот же он — перед тобой!
Тимчук, видимо, всерьез замечание Ульянцева о новом ротном не воспринимал: шуткует ротный под настроение. Водился за ним такой грешок, и ординарец в свою очередь легко соглашался на понятную обоим игру, подставлялся ротному. Но вроде как и не шутит ротный, да и Колычев никак не дает понять, чему верить: спокоен. Смутившись, Тимчук неловко потоптался у стола, машинально обтер штык о штанину.
Ульянцев коротко хохотнул, показал ординарцу рукой на выход. Плеснул по кружкам коньяк, потянулся к Колычеву.
— Давай, ротный, за общую удачу выпьем. Чтоб и тебе в скором времени вслед за мной на своих двоих отсюда выбраться, и мне на новом месте прижилось. Иль в батальоне останешься?
— Война планы покажет.
— С тебя станется, — посочувствовал своей догадке Ульянцев. — А зря. Подставит тебя Балтус…
Павел не ответил. Поколебался, не соглашаясь, но тост поддержал.
Выпили по второму заходу. Ульянцев заторопился.
— Ну, в общем, все. Закругляться надо. Сям понимаешь, аттестаты, командировочное предписание, сухой паек в дорогу получить надо, то да се — на все время требуется. — Ульянцев озабоченно огляделся вокруг, прицениваясь, не забыл ли чего. Вдруг спохватился, кинулся к кровати. Опустившись на колено, пошарил под ней рукой, вытащил полевую сумку. — Вот, забирай. Тут вся ротная бухгалтерия. Разберешься. И сумку на память забирай. У меня другая есть.
Убедившись, что точно больше ничего не упущено, протянул Колычеву руку:
— Ну, бывай, ротный. Не поминай лихом, если что не так было. А я потопал.
— Удачи, брат!
Оставшись один, Павел присел на койку, стащил с потных зудевших ног сапоги, размотал портянки, аккуратно развесил их на голенищах и с наслаждением вытянулся на мягкой постели. Он еще не отошел от пережитого возбуждения и не вполне осознавал себя в новом качестве. И теперь, блуждая рассеянно взглядом по потолку, вслушивался и всматривался в себя как бы со стороны, сверял оценки происходящего.
Выпитый коньяк слегка туманил голову. Но уже на смену отсмотренным кадрам проступали, выстраиваясь бегущей строкой, очередные насущные заботы дня.
Рота — не взвод. В своем взводе он знал всех не только в лицо, но и пофамильно. Мог сказать, кто чем дышит, кто опора ему, а за кем глаз нужен. Во взводе крепкое здоровое ядро сформировано.
А что в других взводах? Даже взводные и те для него темные лошадки. Ни с одним из них близко общаться не приходилось.
