Ночью я почти не вставал. Стоило мне подумать, что пора поправить огонь, как Дерсу поднимался и начинал возиться с бревнами, где сбивал лишнее пламя, а где прибавлял его.
Как только занялось утро, он набил снегу в чайник и подвесил над жаром, нарубил в котелок мяса и пристроил его рядом. В движениях был нетороплив и точен. И тих — тогда я думал, что не хотел мешать мне, беспокоить, а после узнал, что он все время слушает тайгу и сопки, небо и речку, деревья и траву. Такая привычка у него появилась от одинокой жизни.
За завтраком он поинтересовался, где я живу, спросил, можно ли зайти ко мне, если придется проходить Степановку. Поев, плотно упаковал свою котомку, ловко набросил ее лямки, взял длинную ореховую палку, махнул рукой на запад: «Моя туда. Потом ходи Нота. Мала-мала соболь лови. Весна дядька Анучина шагай». Хорошо улыбнулся, крепко пожал мне руку, хлопнул по плечу и легким шагом двинулся по тропе. Я смотрел ему вслед, пока он виделся за деревьями. И подумал тогда: «Хороший гольд, интересный. Терпеливый. Трудяга».
А потому так подумал, что по походке тоже видать человека. Как он о себе понимает, что из себя представляет — так и ходит. У губернатора там, помещика, офицера или моряка — у каждого своя походка. Это в общем, но есть в походке и такое, что выдает характер и привычки: важность, простоту, спокойствие или уверенность, силу, выносливость, здоровье. Об этом словом не расскажешь, это нужно нутром понимать, чутьем. Как распознает, например, хорошая собака незнакомого человека.
Или пожатие руки. Кто на него внимание обращает? А мне оно говорит много. Один ее сунет как пустую перчатку, другой сожмет твою ладонь цепко да осторожно, а третий так стиснет, что пальцы хрустнут. Да еще тряхнет… И важно при этом, как в глаза смотрит, что на лице. Иной раз по рукопожатию тоже не столько поймешь человека, как почувствуешь.
Встретился Дерсу мне и на следующую зиму. Узнал меня и дружески засмеялся. Не изменился он ни в лице, ни в одежде и снаряжении. Вроде бы вчера с ним виделись.
Я тогда стаскивал добытых кабанов и изюбрей к речке, чтобы потом на лошадях вывезти к деревне. Он предложил свою помощь, хотя я и не просил об этом. Таскали три дня, умаялись. Я удивлялся его силе: мал ростом, а взвалит на спину трехпудовую чушку и шагает с ней по сопкам.
Хотел отблагодарить его шкурками колонка, но он отказался, даже обиделся: «Тайга охотники други. Теперя я тебе помоги, потом ты меня выручай. Друзя». И вот ведь какое дело: вместе-то были всего ничего, а стал он мне как старший брат или отец. Большой был человек, всему живому друг.
