Уже начали сгущаться тихие августовские сумерки, когда поезд, вздрогнув, остановился на маленькой сельской станции. Несколько человек стали поспешно стаскивать с полок свои чемоданы и сошли с поезда, несколько новых пассажиров влезли в вагоны. Раздался свисток, паровоз запыхтел, и поезд с шумом и грохотом двинулся дальше по своему точно определенному пути.
Из поезда вышел стройный, с отличной выправкой мужчина среднего роста, на ногах у него были сапоги, а в руке — объемистый коричневый саквояж. Постоял, огляделся вокруг и зашагал наконец через маленькое живописное село, мимо кафе и магазинчиков, мимо банка и постоялого двора; шел он неторопливо, небрежно помахивая саквояжем, как человек, которому эти места издавна знакомы и которому любопытно наблюдать, что здесь изменилось, а что осталось по-прежнему.
Село осталось позади, и путник зашагал быстрее. Он выломал из ограды шест, просунул его под ручки саквояжа и перекинул через плечо. Стемнело, наступил тихий августовский вечер. Мягкий мрак окутал дорогу, по обеим сторонам которой едва слышно шумел сосновый лес, словно кто-то тяжело дышал в темноте. Через некоторое время путник свернул с этой дороги с твердым песчаным покрытием на заросший травой проселок и шагал еще долго, пока не присел на землю отдохнуть. Он утер со лба пот и зажег сигарету. Стояла ночь, благостная темная ночь, и только одна звезда тускло мерцала сквозь черные ветки деревьев.
Прошло около десяти лет с того дня, когда этот человек ушел отсюда, из окруженной темными лесами маленькой глухой деревушки, куда ведет заросший травой проселок. Жил-был сын торпаря, окончил народную школу, а ведь в те времена это еще далеко не всем бывало доступно. Но довольно зажиточные родители смогли заплатить за учебу своего единственного ребенка. Немного мечтательный и задумчивый по натуре, он, даже уже окончив школу, продолжал читать книги и размышлял обо всем гораздо больше, чем пристало человеку, которому суждено всю жизнь надрываться на тяжелой физической работе. Из книг он почерпнул более широкие представления о жизни, чем у его сверстников и вообще у кого бы то ни было в их деревеньке. Он читал Рунеберга и Топелиуса, и страна и народ представали перед ним приукрашенные блеском, грустью и нежностью стихов. За словами: героизм, порядок, справедливость — ему представлялась отчизна, Финляндия, и его охватывало горячее желание сделать что-нибудь на благо своей родины, способствовать ее укреплению и процветанию.
