— Сказали же вам, что у этой кровати сетка с секретом. Какого же черта вы на нее взгромоздились?
Честно говоря, порядочное скотство разыгрывается здесь во тьме осенней ночи, когда в парке шелестят желтые листья.
Но утром рота строится, отплевываясь, с кислыми лицами. Последние деньки, но все-таки они еще не кончились, еще надо бегать до седьмого пота, слушать, как командир объясняет про орудия и боевой порядок, что, как нетрудно догадаться, совсем не занимает влюбленных солдат.
Еще могут выпасть на их долю и тяжелые дни, когда придется ползти километрами по мокрым глинистым оврагам, потому что ты, оказывается, еще недостаточно хорошо умеешь использовать местность и рельеф для безопасного продвижения. А потом сразу же осмотр обмундирования. Почему нет пуговицы? А откуда это у вас пятна глины на коленях и локтях? Так и сыплются на солдат наряды вне очереди за плохое содержание снаряжения. Ночью — тревога. Скатку за спину, и в темный лес. А утром — на марш.
Да, сурова к ним финская армия. По что теперь до этого! Последние деньки! Скоро конец…
Даже и в самый последний день может прийтись туго. Вот уже дошли до казармы. Последний раз маршируют они с винтовкой на плече и залихватски горланят песню. И зачем только спесь и радость надоумили солдат изменить в песне слова:
И портянок казенных стирать никогда мы уж больше не станем…
Это вывело командира из себя.
— Левое плечо вперед!
Потом велели петь, но ребята уже осмелели и не подчиняются. Ведь не осталось больше ни одной побудки. Только веселая ночка, и гражданка уже маячит впереди. И тут в парнях начинает говорить гордость, и они больше не поют, молчат, как кроты.
— Не остановитесь до тех пор, пока голоса не прорежутся, — сказал начальник.
Пару миль отмахали. Все еще не поете? Молчат, как кроты. Только бормочут что-то себе под нос. Остановились. Командир идет и звонит в казарму, высшему начальству: «Не поют. Что с ними делать?» — «Неужели так далеко ушли? Возвращайтесь немедленно в казарму. Не надо было этого делать, а то у них останутся слишком плохие воспоминания об армии».
Командиру ничего не оставалось, как повернуть роту в сторону казармы. Шагали истово, молча, без песен. Некоторые обессилели и отстали по дороге. Наконец подошли к казарме. В ясном осеннем воздуху было хорошо видно, как от солдат поднимается пар, словно они только-только вышли из бани. Начальник произнес короткую речь, сказал, что он напрасно вспылил, и даже попросил прощения. Парни умолкли.
