Зато оказались они в мягко освещенной скрытыми плафонами прекрасно обставленной комнате с диковинной мебелью, коврами, попугаем в клетке и каким-то чудным черным ящиком, передняя стенка у которого, похоже, была стеклянная.
Комната была огромная, в открытую дверь виден был кусок коридора с парчовыми панелями. Из забранного ажурной решеткой окна видна была расцвеченная многочисленными огнями набережная, и что-то в ней было от той набережной, что открывалась из окна буханкинской коммуналки.
На журнальном столике рядом с хрустальной пепельницей и срамным журналом с голыми бабами лежала толстая золотая цепь. Увидев её, Ремизова с Буханкиным зашептались, но обалдевший поначалу и уже начавший приходить в себя Шепталов пресек их поползновения.
- Стоять, - сказал он, наставив на них дуло маузера. - Мало вам валюты, так еще за кражу захотели срок мотать? Стоять, контры.
Маузер, между прочим, был классный, образца 1932 года, с магазином на 20 патронов и возможностью автоматической стрельбы. Выглядел он весьма внушительно и действовал безотказно даже в том случае, когда был просто направлен в брюхо. Ну, а уж если Шепталов нажимал на спусковой крючок, то тут и говорить нечего. Кстати, Шепталов с двадцати шагов этим маузером запросто вышибал 98 очков из 100.
Сожители об этом не знали, но предпочли заткнуться.
Квартира, а уже ясно было, что это не прежняя чудесно обновившаяся коммуналка, а здоровенная квартира, оказалась не пуста. Где-то в недрах её кто-то гулко и басовито заперхал и тяжело затопал по коврам, приближаясь.
- Отпусти, начальник, - деловито предложил пухленький Буханкин. - А хочешь - вместе уйдем. Накроют на чужой хате-то - потом не расчиха...
Он замолчал, так как сообразил, что чекист - сам представитель власти, да еще какой власти. Кого при нём бояться? Разве что черта.
В комнату вошел откормленный, мордастый, с тугим загривком парень, одетый в расстегнутый бордовый халат, из-под которого выглядывал внушительный живот.
- Здоров, - густо сказал парень и, протянув ближайшему к нему Буханкину руку, назвался: - Толян.
- Спрячь пушку, - посоветовал он, подходя к Шепталову, - Трясти, что ли, пришли? Или хату подломить?
От него пахло спиртным.
- Как, то есть? - спросил Шепталов, машинально пожав мясистую тяжелую длань Толяна.
Честно признаться, он был в затруднении. По внешности этот мордастый Толян был самый настоящий буржуй, какими их рисуют на карикатурах, может только излишне молодой буржуй, по разговору он был вор, но однако же чекиста он ни капельки не боялся, жил, похоже, во всей этой роскоши вполне легально, окружен был заморскими вещами, которых он, Шепталов, раньше и в глаза не видел. Нет, этот был не из паханов, которые, как известно, тоже жировали. Те свою роскошь не выпячивали, а если жировали, то в местах тайных, за семью закоулками, чтобы не бросалось в глаза. У этого же окна глядят на набережную, и только слепой не увидит на них этой кружевной решетки. Так паханы свои миллионы не оберегают. Наверное, какой-нибудь артист, гастролер, из тех, кому разрешено выезжать за рубеж. А Толян - вовсе не имя, а фамилия.
