Юлька бросила трубку и заорала как иерихонская труба:
— Мама, папа!!!
— Пожар? — поинтересовался безмятежно папа, выходя их кухни.
— Или потоп? — подхватила мама.
— Я буду делать свой индивидуальный дизайнерский проект квартиры!! — опять заорала Юлька.
— А учеба? — поинтересовался безмятежно папа.
— Я успею! Я все успею!
И Юлька закружилась по квартире в танце.
Игорь позвонил и, не скрывая гордости и радости, сообщил о первой выставке, в которой участвует Юлька. Конечно, Илья не мог не прийти на эту выставку!
Илья настроился на похвальные речи, зная, что у Рыжика будут достойные работы, но он не ожидал ничего сверхъестественного — все-таки Юлька еще студентка. Он помнил, что она писала на даче, когда жила там с Тимкой, помнил портреты, которые она рисовала, сидя в лаборатории. Помнил ее детские акварели, но уже он очень давно не видел ее новых работ. Илья понимал, что столкнется с «первой пробой пера», и старался отогнать от себя некую взрослую снисходительность.
Он увидел Юльку сразу, еще у входа, выхватив взглядом ее рыжую головку из толпы. Народу было много, ему пришлось пробираться к Расковым через толпу. Юлька повернулась к нему и окатила его с головы до ног радостным голубым взглядом.
«Спокойно!» — одернул себя Илья.
Но когда он увидел ее картины, все отошло на второй план. Он обалдел! Он так удивился и восхитился!
Картины были профессиональны, выполнены настоящим мощным и талантливым художником и несли невероятный эмоциональный заряд!
Илья сразу, всем нутром выхватил центральную картину, она притягивала его как магнит. Хотя хороши были все пять, разные, по-своему глубокие, со своей музыкой и тематикой.
Но «Поиск»!..
Это была его картина! Его! Каждым миллиметром полотна, каждым мазком краски она передавала его внутреннее состояние, его, черт возьми, душу! Все его отчаяние, боль, все пережитое, мучащее его: потери, разочарования, внутренний слом того времени, когда он решился расстаться с любимым делом, запретное, недоступное счастье. Картина орала ему в сердце, в мозг — изливаясь со стены красными, синими, фиолетовыми слезами; черными разорванными квадратами отмечала вехи утрат; открытым в беззвучном вопле ртом выкрикивала миру его отчаяние.
Он был один на один с ней, рассказывающей ему даже то, чего он не знал или прятал от самого себя поглубже. Почувствовав, что у него мелко дрожат пальцы на руках, Илья сжал кулаки и засунул их в карманы.
«Этого не может быть! Никто не может так меня чувствовать, так знать! Я сам себя так не знаю и не разрешаю себе все это видеть! Этого не может быть! Как? Каким мистическим образом она почувствовала, поняла все это про меня?!»
