Лена взяла со стола пачку, достала сигарету. Илья поднес зажигалку, дал ей прикурить. Она затянулась, выпустила дым, посмотрела на Илью.
— Я не ожидала этого и предположить не могла, что ты вдруг так резко все решишь! — тихо сказала она. — Это очень обидно и очень неприятно. Получается, что я плохая жена и ты меня бросаешь.
— Ну, хочешь, скажем всем, что это ты меня бросила, что я скотина, что со мной нельзя жить, — безразлично пожал он плечами. — Тем более, как я понимаю, у тебя есть из-за кого от меня уходить.
— Да, есть! Ты что, за мной следишь? — воинственно спросила она.
— Лен, перестань, — поморщился Илья. — Мне жить некогда, какое уж там следишь!
— А знаешь, ты прав, давай разведемся! — улыбнулась печально она.
— Он тебя замуж зовет? — спросил без всякого интереса Илья.
— Нет, он пока женат.
— Не переживай, не он, так другой найдется, — успокоил Илья жену.
— Спасибо, — усмехнулась Лена сквозь набежавшие слезы. — Давай, что ли, выпьем, Адорин? — предложила она.
— Давай! — согласился Илья. — А у нас есть?
Лена затушила сигарету в пепельнице, встала, открыла холодильник и осмотрела содержимое.
— Есть. Шампанское, полбутылки коньяку, водка. По-моему, шампанское соответствует моменту.
Они проговорили до глубокой ночи. Несколько раз Лена не выдерживала и начинала плакать, потом вытирала слезы и преувеличенно бодрилась, он утешал ее, как мог, чувствуя свою вину и жалость к ней.
— А знаешь, — сказала она неожиданно, прервав его на полуслове, когда он что-то говорил. — Мне всегда казалось, что у тебя есть какая-то другая женщина. Я не имею в виду любовницу или банальную интрижку на стороне, хотя подозреваю, что и это у тебя было. Я говорю о другом. Думаю, что до встречи со мной у тебя был какой-то трудный роман или неразделенная любовь, но то, что ты ее до сих пор любишь, точно. Женщины это чувствуют. Ты никогда не был со мной откровенен до конца, никогда не рассказывал об этом, да и вообще… — Она махнула рукой и взяла бутылку.
Илья забрал у нее бутылку, сам налил в бокалы шампанского и спросил:
— Что — вообще?
— Ты всегда был закрытый. Сначала я думала, что ты весь в своей науке, что что-то решаешь, вычисляешь в голове, но, узнав тебя лучше, я точно могла определить, когда ты действительно в науке, а когда думаешь о другом. Знаешь, Адорин, у тебя становились такие глаза, словно все самое лучшее уже было в твоей жизни и, утратив это, ты точно знаешь, что никогда ничего хорошего не будет. Ты что, действительно так ее любил?
