Когда деды были внуками | страница 78



Сказал он об этом Кондрашову. Тот метнул своими ореховыми глазами, покрутил ус и похвалил:

— Молодчина! Зайди-ка за мной завтра, как на ночевку пойдете: я с вашим гнездовьем ознакомлюсь, где оно. И почитать принесу. Интересное.

«Листовка это!»

На следующий день после обеда Савка побежал к Кондрашову. Тот его уже ждал и вышел тотчас же.

— А где же книжка, что вы обещали? — спросил Савка, ничего не заметив в руках Кондрашова.

— А в рукаве. Не беспокойся, есть. Кондрашов, посвистывая, пошел рядом с Савкой, засунув руки в карманы, с самым беспечным видом.

Был конец лета, дни уже укорачивались, но заря еще полыхала вовсю.

Придя на место, Кондрашов поздоровался с Савкиными кружковцами, поинтересовался текущими новостями (а они были все те же: жмут хозяева; кое-где свертываются) и вдруг вытащил из рукава один-единственный маленький листок…

«Вот так книга, — разочарованно подумал Савка. — Тут и читать-то нечего!»

А Кондрашов повернул листок лицевой стороной к сидевшим и спросил:

— А Такое видывали?

— Случалось, — отозвались люди негромко и подвинулись к нему поближе.

Кондрашов начал читать листок. В листке говорилось о безземелье и крестьянской нужде; о каторжном труде шахтера и рабочего и об их нужде, и о тех, по чьей вине нужда стала уделом трудящихся.

Говорилось и о промышленном кризисе, лишавшем их работы и хлеба.

О маленького листка падали большие грозные слова, переворачивая души, зажигая то горючее, что в них накопилось веками: затаенную ненависть к угнетателям, озлобление против неизбывной нужды, жажду светлого, радостного труда и справедливости.

Слова срывали величественные одежды со знакомых человеческих идолов — царя, бога, господ — и обнажали их звериную, ничтожную, хищническую сущность.

Савка слушал, вцепившись руками в траву, с остановившимся дыханием…

— Что же это такое? Как называется? — шепотом спросил он у соседа, когда по окончании чтения поднялся горячий вихрь голосов, вопросов и ответов.

— Молчи, дурачок! Листовка это, — тоже вполголоса ответил ему сосед. — Запрещенное это: ты смотри нишкни! Никому!

Так Савка познакомился с первой в своей жизни листовкой, а Кондрашов с того раза включил в свои вечерние обходы степи и их группу. Кондрашов, как и другие подпольщики, широко использовал эти ночевки для своей пропаганды и систематически обходил свои «гнездовья», особенно когда добывал листовки. Так подпольщики работали весь «дачный сезон». Зимой им приходилось свертываться, сокращать работу. Особенно в тех бараках, где имелись «штатные» хозяйские шпионы, как, например, в Савкином.