Предложение, которое Чурбан сделал Турецкому Султану, состояло в следующем: он готов сдать ему напрокат свои брюки по тарифу, установленному для такси — 1 франк 45 сантимов в час или оптом, за весь вечер, 7 франков и ужин на двоих.
— Дорогой, — ответил Турок, закуривая. — Можешь получить четыре франка и то, если добавишь рубашку.
О рубашке Чурбана мы распространяться лучше не будем. Просьбу Турецкого Султана смог бы понять только тот, у кого нет вообще никакой рубашки.
— Если дашь восемь франков, могу добавить и рубашку, а не хочешь — не надо.
После короткой, но проходившей в довольно резких тонах дискуссии они сошлись на шести франках сорока сантимах. Чурбан отдал брюки и почти всю рубашку. Один рукав оторвался, он сунул его в карман пиджака. Брюки оказались удивительно широкими и короткими.
Турецкий Султан поспешил на берег.
Мы уселись на палубе и начали терпеливо ждать. Чурбан сидел, завернувшись в скатерть, словно вождь племени.
— Ты уверен, что Турок вернется? — спросил я.
— Голову могу дать на отсечение.
— Такой он честный?
— Да нет, не то чтобы… — задумчиво протянул Чурбан. — Но все-таки он вернется. У него здесь жилье, а это поважнее, чем брюки.
Как ни печально, но иногда ошибаются и такие умные люди, как Чурбан Хопкинс. Начало смеркаться, шум оранского порта понемногу стихал, а Султан все не возвращался. Чурбан раздраженно посмотрел на окутывающую его тело скатерть. Сейчас она слишком сильно пробуждала в человеке воспоминания о накрытом столе.
— Уж не стряслось ли с ним чего-нибудь? — угрюмо пробормотал Чурбан.
— Гм… если он попробовал раздобыть денег и засыпался, так, может, уже и сидит…
— Это в моих-то брюках! — с горечью воскликнул Хопкинс.
Вскоре на потемневшем небе вспыхнули звезды, взошла луна, а по набережной прошел, громыхая коваными ботинками, военный патруль.
— Не идет, сволочь.
— Может, скоро придет.
— А! Этот подлец решил отказаться от постоянного жилья. Да мне не из-за брюк обидно. Костюм человек как-нибудь да раздобудет, а вот честь. Турецкий Султан украл мои брюки. Я со многими мерзавцами знаком — и с тобою мы друзья — но ни разу еще так не разочаровывался… Чертовски обидно.
— Ну, а что нам теперь делать? — спросил я.
— Не горюй, старина, — ответил мой друг. Он продолжал сидеть, напоминая какой-то странный гибрид индейского вождя и кухонного стола. — В конце концов, жизнь продолжается и не вечно я буду сидеть здесь, завернувшись в эту скатерть. За городом в пустой цистерне живут мои старые друзья. Ты отправишься к ним и принесешь мне какие-нибудь штаны.
