— Ты должна поесть ради здоровья своего ребенка. Мне сказали, ты очень мало ешь. Моя еда не пришлась тебе по вкусу?
Не задумываясь, она отодвинула тарелку в сторону.
— Полагаю, с ней все в порядке. Просто я нахожу трудным приучить себя есть без помощи ножа и вилки. Меня не учили есть руками, как какие-нибудь… варвары.
— Я давно восхищаюсь англичанами и многими их традициями. Я позабочусь, чтобы у тебя было все, что поможет тебе чувствовать себя здесь как дома.
Их глаза встретились.
— Господин, этого не будет никогда. Прошу вас, отошлите меня в Англию. Избавьтесь от меня как можно скорее, и это оградит вас от многих огорчений в будущем.
Он наклонился вперед и поднес финик ей ко рту. Она покачала головой, но он настаивал, пока она не взяла финик в рот.
— Расскажи мне о своем доме, Джулианна.
Она проглотила финик, даже не распробовав его.
— Рассказывать особенно нечего. Я выросла в Лондоне, поскольку мой отец, обедневший дворянин, потерял все свои земли и деньги. Уверена, отец не чаял избавиться от меня. Поэтому, когда поступило предложение от дальнего кузена из Филадельфии, отец быстро принял его, не спросив моего мнения, и отправил меня в Америку. Там я вышла замуж и прожила четыре года.
Он взял тонкий ломтик баранины и предложил ей. На этот раз Джулианна взяла предложенный кусочек в рот и нашла мясо восхитительно вкусным.
— Значит, тебя отправили в Америку, чтобы выдать замуж за дальнего родственника?
— Да. Мне было всего пятнадцать, а Мэтью тридцать пять. Он и его мать были серебряных дел мастерами — очень богатые, но скаредные.
Ей тогда было всего пятнадцать! Он видел, что ее страх перед ним понемногу отступает, и на сердце у него потеплело. Она редкий и прекрасный цветок, и хотя Симиджину хотелось удержать ее, он знал, что если она не найдет здесь счастья, он отправит ее в Англию.
— Тебе нравилось в Америке, Джулианна?
— Нет, я не была там счастлива, — призналась она. — Постоянно попадала в какие-нибудь истории.
Его губы дернулись, в глазах заплясало веселье.
— Значит, попадала впросак?
— Да. — Ее глаза заискрились решительным светом. — Япыталась быть послушной, но вечно делала что-нибудь не так.
Симиджин нашел ее признание таким милым, что сильный порыв защитить ее овладел им.
— Здесь тебя никто не будет бранить, Джулианна.
— Уверена, мой муж обладал большим терпением, но ему приходилось так много возиться со мной.
— А ты полюбила своего мужа?
Она взглянула на Симиджина, не догадываясь, с каким беспокойством он ждет ответа.
