Хуже всего, что Гэндзи уважал мое мнение и хвалил меня за успехи. Он относился ко мне как к равной в интеллектуальном отношении. Хвалил мое знание японского и спортивные достижения, обсуждал со мной глобальные проблемы, в то время как его жена стояла рядом и чистила овощи. Оказалось, он ценил во мне все то, чем, как внушили Юкико, не должна обладать японская женщина.
Юкико старательно пыталась сделать из меня нормальную женщину и, если повезет, может даже и хорошую жену. Но она не учла, что публичное высмеивание и унижения меня не трогают. Вся японская культура основана на чувстве стыда, а мне не стыдно быть такой, какая я есть.
Мой новый дом стоит в старом квартале в центре Осаки, в глубине узкого переулочка. Тонкостенная развалюха вплотную теснится к соседним домам. Обстановку можно охарактеризовать как «спартанский раздрай»: нет ни туалетной бумаги, ни соли; под окном воют кошки, а один из соседей приезжает за полночь на ревущем мотобайке. На первом этаже сгорели две из четырех ламп, а третья только мигает. Стоит зайти в душ, и кончается горячая вода. Но в этих отнюдь не роскошных апартаментах мне живется просто замечательно. Я свалила оборудование на пол, в угол спальни, и мне не нужно за это ни перед кем извиняться. Если я забуду повесить сушиться несчастный коврик для ванной, никто не станет внушать мне, что я совершила смертный грех и навсегда останусь неотесанной деревенщиной. За все время, что я прожила в просторной квартире у Танака, я ни разу не чувствовала себя так хорошо, как здесь.
Наконец-то я сплю на нормальной кровати, которую не нужно затаскивать в чулан ни свет ни заря, два больших шага — вот и моя спальня. В углу — маленький книжный шкаф и школьная парта. В доме нет ни отопления, ни теплоизоляции, а стены такие тонкие, что сквозь бумагу просачивается солнечный свет. Входная дверь всегда открыта, и когда газовщик приходит проверить счетчик, то просто заходит без стука. На кухне нет ни микроволновки, ни духовки, ни горячей воды. На каждую комнату — по одной розетке и по одной лампочке. В гостиной на втором этаже есть балкон, где едва помещается стиральная машинка и сушка для белья. Зимой машинка замерзает и работает только в солнечные дни, когда как следует оттает. До соседского балкона легко дотянуться рукой, а до того, что через улицу, можно доплюнуть. Но у моей комнаты есть одно бесценное достоинство, которое с лихвой возмещает все изъяны: если кто-то постучит в дверь, я без минутного колебания могу приказать ему убираться.
