— Никогда не считал, что с ее стороны это было необоснованно, — добавил Мак, подмигнув сыну, — ты и меня часто просто бесишь. Вероятно, молния — это то, чего ты заслуживал.
Атмосфера заметно разрядилась, когда один за другим собравшиеся стали выступать, чтобы подтвердить, что принимают опасность, которой подвергаются, поддерживая Конни. Единственным человеком, которого они еще не выслушали, была сама Конни. Гард повернулся к ней:
— Видишь, какие у тебя преданные друзья, Универсал. Позволишь нам помочь тебе найти разгадку твоей тайны?
В душе Конни боролись противоречивые чувства. Разумеется, она была благодарна, что они все выступают в ее защиту и что уже заявили о том, что принимают ее такой, как есть, что бы это ни значило. С другой стороны, она не хотела подвергать их опасности. Никто из них не понимал, во что они ввязываются. Она не могла навлекать неприятности и на их головы. Они и так уже ради нее поставили под угрозу свое членство в Обществе; она не хотела просить их о чем-то еще. И не хотела открываться им. Она съежилась и разглядывала свои руки, стиснутые на коленях, не осмеливаясь поднять глаза.
— Снова она валяет дурака, — весело сказал Рэт. — Всегда можно понять, когда Конни хочет спрятаться от всех нас: она сидит тихая и несчастная.
— Ш-ш-ш! — сказала миссис Клэмворси.
— И правда, Рэт. Не у всех чувствительность, как у камня, в отличие от тебя, — сказал Кол.
— Тут я мог бы возразить, — сказал Гард, но и он улыбался. — Я бы сформулировал это иначе, чем наш юный друг, но действительно пора Универсалу перестать закрываться от нас: группа Универсалов всегда этим грешила, и именно в этом скрыты корни многих неудач Общества. Ей следует помнить, что, хотя ее дар и является особенным, он всего лишь более расширенный вариант того дара, которым обладаем мы все. Всем нам приходится убеждаться в том, что в нас есть как прекрасное, так и безобразное.
Слова Гарда напомнили Колу о его прошлогоднем опыте в качестве посредника Каллерво. Он понял, что мог бы помочь ей, поскольку сам столкнулся с чем-то подобным.
— Послушай, Конни, — сказал Кол, краснея от того, что приходится высказываться перед всеми собравшимися. Он держал эту информацию при себе и не собирался делиться ею с другими. — Я тоже в прошлом году причинял страдания другим. Ты спасла меня от этого, так что знаешь, о чем я говорю. Тебе кое-что известно о том, во что я тогда превратился. — Он сделал вдох. — Когда Каллерво превратил меня в воина, я обнаружил, что часть меня — хотел бы я, чтобы этой части не существовало! — так вот, часть меня любит проливать кровь и причинять страдания. — В комнате повисла тишина, но Кол нашел в себе мужество продолжать: — Мне пришлось признаться себе, что эта жажда всегда была со мной. Ее необходимо подчинить себе, так что я стараюсь контролировать ее, прежде чем она овладевает мной. — Он подошел к ней и присел на подлокотник ее кресла. — Ты должна прекратить считать себя исключительно плохой или исключительно опасной. Ты должна позволить нам помочь тебе — так, как ты однажды помогла мне.
