ОН. Почему зря?
ОНА. Говорить мы могли бы и здесь.
ОН. А розетка? (Она смеется. Смех очень мелодичный. А где-то
между тем продолжают играть.)
ОНА. Ну разве что розетка.
ОН (Кухня маленькая, как импортный гробик. Здесь раньше был туалет.)
ОНА. Он рядом. Сразу дверь налево.
ОН. А дальше коридор был тот самый длиннющий. Мы ездили по нему на велосипедах. На всю квартиру было пять штук.
ОНА. У нас два. Свой он забрал, а дочкин я продала, когда пришла нищета. Я вообще никогда не любила ездить, даже в лучшие времена. У меня какая-то беда с вестибулярным аппаратом от рождения. Короче, я не балерина, вам уже наверное это ясно.
ОН. Певица?
ОНА. Бывшая. Впрочем, и теперь я пение преподаю в школе и в гимназии. В двух местах. Это уже что-то, согласитесь. Более того! Не было ни гроша, да вдруг алтын.
ОН (Развеселилась. Раскраснелась. Оживилась. Нет, очень приятная женщина. На кой черт он ее бросил? А может и не он ее, а все совсем наоборот?)
ОНА. Что ж вы стоите?
ОН. А что мне делать?
ОНА. Идите скорее в туалет, вы же хотели.
ОН. Ничего. Я потерплю.
ОНА. Какой вы смешной! Зачем терпеть? Нельзя терпеть.
ОН. Почему?
ОНА. Потому что это вредно для здоровья. Идите немедленно.
ОН (Иду, захожу, выхожу, мою руки, садимся за стол, она наливает, чокаемся, выпиваем).
ОНА. Так значит, он уехал оттуда?
ОН. Да. (Это мое вечное «да». Вот он, этот проклятый нерв. Вечно я соглашаюсь с тем, с чем соглашаться нельзя. То есть, не вечно. Раньше этого не было. Когда же это случилось со мной? Когда я начал говорить «да» там, где надо кричать «нет»? Или просто сказать тихо… Зачем кричать? Или на худой конец промолчать.) Да. Уехал.
ОНА. Куда?
ОН. В другое место.
ОНА. Смешно. Опять бежит зигзагами, как заяц. Но я его не догоняю. А от себя не убежишь, я это поняла давно. И вы оттуда?
ОН. Если я от него, а он уехал туда, так откуда же я? (Смеюсь. Почему-то вдруг все стало смешно.)
ОНА. Не смейтесь надо мной. Будьте снисходительны. Я выпила, а пить не умею. Я плохо соображаю сейчас.
ОН. Я тоже. (Теперь наливаю я, пьем, почему-то не чокаясь.)
ОНА. Он тосковать начал сразу. Временами становился прежним — разговорчивый, веселый. Потом опять начинал хандрить. И вот буквально за пару дней до вас стал прятать головку под мышку, то покачивался, то застывал, глазки пленочкой закрывал, потом вдруг упал, и его не стало.
ОН (Я все понимал.) Попугай.
ОНА. И когда я завернула его в тряпочку, мне стало ясно, что это намек.
ОН. На что?
ОНА
