— Когда там узнали, что наш очень важный покойник не кто иной, как Колдер Маддокс, они спешно отрядили очень важного доктора выяснить, что с ним стряслось.
Очень важный доктор? Чилкотт? Я недоумевала.
— Господи, ну конечно! — воскликнул Лоренс.
Я по-прежнему недоумевала.
— Ванесса, у него же практика в Бетесде[14], Мэриленд, — сказала Петра. — Ты разве не знала?
Я похолодела. Потом мне стало жарко. Кровь бросилась в лицо.
Арабелла Барри была права. Я попросту не врубилась, когда она сказала, что я его знаю. Опять то же самое, сосредоточенность и память.
Доктора Чилкотта я «знаю» так же, как его «знает» большинство людей, которые три года назад изо дня в день видели его по телевизору, несколько недель кряду, после того как президенту сделали аортокоронарное шунтирование. Каждый вечер, чуть не целый месяц, доктор Чилкотт появлялся в шестичасовых новостях.
Вероятно, на пляже меня ввели в заблуждение габардиновое пальто, вечерний костюм и шляпа. А ведь не должны бы. Перелистываю свои заметки и вижу, что, рассказывая о том, как он склонялся над Колдером, записала: небольшого роста, безукоризненно одетый, аккуратный. Именно эти качества так поразили нацию, когда три года назад он держал в своих руках жизнь нашего президента.
Не рискну предположить, кто именно находится на том конце пляжа. Даже знать не хочу.
68. В конце этого разговора мы трое были совсем другими людьми. Теперь мы чувствовали, что кое-что знаем. А это большая разница: все равно что подозревать у себя рак и знать, что болен раком.
— О смерти Колдера в газетах даже не упомянуто, — сказала я. — Ни единым словом. Нигде.
— Знаю, — отозвался Лоренс. — Просмотрев газеты, я как раз и решил изучить дорогу.
— Ты с самого начала понял, что он лжет, верно? В смысле, доктор Чилкотт. Тебя это тревожило еще вчера вечером. Я хорошо помню.
— Я знал, кто он такой, оттого и встревожился. Знал, кто он, и пытался понять, почему он солгал. Человеку с его положением лгать незачем.
Петра кашлянула и вздернула бровь.
Лоренс отвел взгляд в сторону, встал.
Множество образов потоком проплывали перед нами. Манеры и суета людей на пляже, которые поначалу казались попросту назойливыми. На пляже и полиция, и доктор Чилкотт вели себя грубо, авторитарно, чуть ли не варварски. Теперь все эти манеры и сами люди преображались в зловещие образы, с которыми мы едва могли совладать.
— Что будем делать? — в конце концов спросила я. — Что мы вообще можем тут сделать?
