— Кажется, ужин в избе подан, — сказал утомленный этой вялой речью Руднев. Не пойдем ли и мы туда?
Ужинали долго, при свечах; шум и спор были ужасные... Рядом с Рудневым сидела Оля, а напротив ее Милькеев, и они городили такой вздор друг другу через стол, острили так бессмысленно и хохотали так громко при одном взгляде друг на друга, что доктору оставалось только удивляться, каким это средством дошел Милькеев до такой веселости, которая мыслящему московскому студенту совсем нейдет, а как будто искренна!
V
Ночевать Рудневу пришлось вдвоем с предводителем в избе. Милькееву, Баумгартену и Феде постлали на чердаке в сенях, а всем женщинам и девочкам был приготовлен ночлег в просторном сарае.
— Мужчины еще подожгут там у старухи, — сказала Катерина Николаевна.
Руднев тотчас же лег; а предводитель долго ходил по избе, разглаживая и взъерошивая бороду и усы.
— Я вам не мешаю? — спросил он наконец.
— Нет, — отвечал Руднев... — Ничего пока.
— Пока! И то правда, что спать пора... А что, вы будете служить? — спросил он сурово.
— Места нет теперь.
— Теперь-то нет, я знаю; а взяли, если б было?..
— Какое же?
— Ну, хоть окружного врача?
— Разве есть?
— Зон уезжает. Хотите, я похлопочу. Ведь разве легче так жить?..
С этими словами предводитель сел у стола и пристально, с участием посмотрел на молодого человека.
— Вам бы надо в Троицкое поступить. У Руднева занялся дух.
— Что вы? У вас лицо изменилось?..
— Нет, ничего, я слушаю... Ничего мне!
— Я говорю, вам бы надо в Троицкое врачом. Окружным будете 300 получать, да здесь 600–700, вот и жить можно... Что-с?
— Я бы не желал служить в Троицком, — отвечал через силу Руднев...
— Это отчего?
— Не могу вам сказать... Тут слишком много причин...
— Как хотите. А кажется, отчего бы это не служить... Катерина Николавна — женщина добрая и умная. Дом славный; семья славная. Чего бы вам лучше? Вы — человек образованный, должно быть, деятельный, будете полезны. Доктор В. стар и давно бы отказался, да некому его заменить... Катерина Николавна просит остаться.
— Поговоримте после. Я подумаю, — отвечал Руднев, стараясь отклонить разговор. В Троицкое он решился заранее не поступать; а потому ему гораздо интереснее было бы расспросить предводителя о Милькееве... Обдумывая раз десять свой будущий вопрос, он наконец было начал; но остановился вовремя и шумно повернулся к стене, желая еще раз напомнить, что давно спать пора. Предводитель это понял.
