— Пока трудно сказать, — признался Томаш, слегка поморщившись. — Слово «молок» определенно указывает на кодировку, но остальное… — Он замолчал, вдруг усомнившись в своем наблюдении. И через мгновение решительно заявил: — Нет, остальное тоже код. — Томаш провел пальцем по двум оставшимся словам. — Вы обратили внимание на сплетение слогов, на звуковой рисунок? Нинундия. Омастоос. Это слова, господин посол, вне всякого сомнения. Шифр устроен по-другому, в нем почти никогда не бывает гласных, и выглядит все иначе, хаотически, неорганизованно, запутанно. Как произвольная последовательность согласных. Здесь же есть гласные, а стало быть, это слова. — Норонья вглядывался в таинственные письмена, лелея слабую надежду, что ему сразу удастся ухватить кончик нити, и клубок загадок размотается сам собой. Через минуту он досадливо тряхнул головой. — Нет, не понимаю. — Он прикрыл глаза и сосредоточенно потер виски. — Пожалуй, мне придется поработать над посланием в более подходящей обстановке.
— Значит, эти слова ничего вам не говорят?
Жара усиливалась, солнце нещадно терзало город, а до вечера, сулившего спасительную прохладу, было еще далеко. По какой бы дороге ни пошел Томаш в тот час, любая привела бы его на пляж; а стоило португальцу вернуться в отель, тот самый, в котором жил и умер профессор Тошкану, как зов моря сделался неодолимым. Томаш надел плавки, накинул халат, спустился в холл, попросил полотенце и вышел из отеля. Пересек улицу Мария-Китерия и свернул на знаменитый проспект Виейра-Сото. Дождался зеленого светофора, прошагал по широкой набережной, спустился по ступенькам и оказался на пляже.
Под ногами португальца шуршал мягкий золотистый песок; заглянув в пляжную лавку при отеле, он попросил шезлонг и выбрал солнечные очки. Двое служащих, оба безупречно сложенные и угольно-черные, оба в белых рубашках и одинаковых кепках, установили шезлонг почти у самой кромки воды и раскрыли над ним бело-голубой зонт с логотипом гостиницы. Томаш отблагодарил их чаевыми. Ипанему наводнили тысячи любителей понежиться на солнышке, так что яблоку было негде упасть. «Мороженое! Итальянское мороженое!» — летели над пляжем призывы торговцев.
Томаш расположился в шезлонге, старательно намазался солнцезащитным кремом, откинулся на спинку и попытался расслабиться.
Через несколько минут он приподнялся, чтобы оглядеться по сторонам. Справа от него веселилась компания загорелых юнцов; напротив расположилась пожилая дама в шляпке и темных очках; слева три подружки-мулатки демонстрировали свои безупречные тела; на вкус Томаша, даже чересчур безупречные: здесь определенно не обошлось без вмешательства пластической хирургии. «Мате с лимоном! Матия! Лимонад матия!» — надрывался кто-то за его спиной. Томаш хотел было обернуться, но передумал и снова спрятался от жестоких солнечных лучей в тени широкого зонта.
