Дома я пробыл неделю и подолгу сиживал у постели отца. Терпеливым больным он не был, да ведь и в самом деле, за исключением небольшой раны на ноге, он обладал отменной силой и здоровьем. Я признался ему, сколь сожалею о том, что раньше не отдавал ему должного и не сблизился с ним по-настоящему, но он возразил, что это взаимно и что нашей будущей дружбе это больше пойдет на пользу, чем если бы мы предпринимали преждевременные попытки понять друг друга, которые редко удаются. Осторожно и дружески он поинтересовался, как у меня обстоят дела с женщинами. О Гертруде я говорить не хотел, в остальном моя исповедь была совсем проста.
— Успокойся! — сказал отец с улыбкой. — У тебя есть задатки превосходного семьянина, умные женщины это замечают сразу. Только не верь какой-нибудь совсем бедной, она, возможно, имеет в виду твои деньги. И если ты не найдешь ту, о которой мечтаешь и которая мила твоему сердцу, то и тогда еще не все потеряно. Любовь между молодыми людьми и любовь в длительном браке — это не одно и то же. В молодости каждый думает и заботится лишь о себе. Однако когда есть семья, появляются другие заботы. Со мной произошло то же самое, ты вправе это знать. Я был очень влюблен в твою маму, у нас был поистине брак по любви. Но это длилось всего год или два, потом влюбленность прошла, вскоре от нее не осталось и следа, и мы растерялись и толком не знали, как нам жить дальше. Тут как раз пошли дети — твои старшие брат и сестра, те, что рано умерли, мы должны были о них заботиться. Соответственно, наши претензии друг к другу уменьшились, отчужденность прошла, и вдруг вновь явилась любовь, правда не прежняя, а совсем другая. И она продержалась до сих пор, более тридцати лет, не требуя больших душевных затрат. Не все браки по любви продолжаются так благополучно, а лишь немногие.
От этих рассуждений мне, конечно, проку не было, однако новые, дружеские отношения с отцом меня радовали, и родной дом, к которому я в последние годы был почти равнодушен, снова стал мне дорог. Когда я уезжал оттуда, то не жалел об этой поездке и решил впредь поддерживать более тесную связь со стариками.
Работа и поездки на концерты моей струнной музыки какое-то время отвлекали меня от посещения дома Имторов. Когда я пришел к ним снова, то застал там Муота, ходившего туда раньше только вместе со мной, в числе самых желанных гостей. Старик Имтор держался с ним все еще холодно и несколько неприязненно, зато Гертруда, видимо, вполне с ним сдружилась. Мне это было приятно, я не видел оснований для ревности и был убежден, что два таких разных человека, как Муот и Гертруда, вполне могли бы интересовать и привлекать друг друга, но утолить сердце и любить — нет. Поэтому я без всяких подозрений наблюдал, как он поет вместе с ней и они сливают свои прекрасные голоса. Они смотрелись хорошо — оба высокие, статные, стройные, он — темный и серьезный, она — светлая и веселая. Правда, теперь мне временами казалось, будто сохранять прежнюю природную веселость ей удается не без труда, а иногда она бывает усталой и омраченной. Нередко Гертруда смотрела на меня серьезно, испытующе, с тем любопытством и интересом, с каким смотрят друг на друга угнетенные и запуганные люди, и, если я тогда кивал ей или отвечал ласковым взглядом, она так долго и натужно растягивала лицо в улыбке, что мне становилось больно.
